Иван отвечает четко, как в армии. Он знает, что прямота завоевывает доверие. Судя по всему, даже у кислого Матусевича ответы не вызывают отторжения. Кажется, речь идет об отделе новостей. Поколебавшись, Матусевич ставит визу.

Во время разговора Матусевич странно смотрит на него. Наверное, они виделись в Москве. Иван вспоминает: «Бюро пропаганды советского кино», рядом с его домом у метро «Аэропорт». Матусевич там работал редактором: он видел его, унылого и бледного чиновника с потертым портфелем. Потом Матусевич смылся на Запад во время турпоездки. Кажется, в Швецию. И вот такое преображение.

После визита к Матусевичу следует проверка на профпригодность в службе новостей. Его сажают за стол, дают два английских текста на перевод. Из мировых пресс-агентств. Что-то про Папу Римского и Приднестровье. Рядом словари. Как советский редактор, Иван понимает, что в написании «Иоанн-Павел II» нельзя ошибаться. Также надо правильно писать имя турецкого террориста Мехмета Али Агджи, который подал на апелляцию. Он все сверяет по словарям и шепотом советуется с сотрудником службы — пожилым диссидентом Аркадием Полищуком. Что касается Приднестровья, или по-западному Трансднистрии, то тут все проще. Когда переводы готовы, его ведут в кабину читать. Записывают голос, слушают. Кажется, они довольны.

Следующий этап — Первый отдел, секретка. Это в самом конце коридора, на первом этаже. Его встречает сам шеф отдела — Ричард Дженнингс. Предлагает сесть. Дженнингс — мужчина лет пятидесяти, с ровно подстриженной бородкой и умными глазами. Совсем не похож на американца. И на привычный образ цээрушника. Он говорит Ивану: «Ну как, прошли экзамен?» Потом проходится по биографии и карандашиком уточняет моменты в листочках, которые лежат перед ним: «Наверное, вы были агентом КГБ?» — Иван задумывается, но инстинкт подсказывает ему правильный ответ: «Я — аналитик, я делал анализы для тех, кто платит: МИД, ЦК КПСС, а нынче — даже для канцелярии бундесканцлера».

— Ну что же, не стыдитесь этого, — с улыбкой кивает Дженнингс, — у нас тут половина сотрудников работала на госучреждения. И вот теперь они прекрасно трудятся на ниве свободного вещания. — Он, кажется, приятно удивлен, что Иван не скрывает своих знаний. — А где вы проходили свой клиринг как перебежчик, у немцев? — Так точно. — А почему не у американцев? — Я к вам попробовал сунуться в Вене, но меня не взяли из-за визита Горбачева. — Так-так, — он помечает пункт, чтобы перепроверить. — А где был клиринг у немцев, на Штарнбергском озере? На той самой вилле? Понятно. — Он делает еще одну пометку, потом расспрашивает про работу Ивана в Будапеште, как он очутился в Австрии, в Германии. И под конец — об общих интересах и предпочтениях.

Дженнингс, видимо, доволен результатом беседы. Он хвалит Ивана за откровенность, жмет ему руку и делает напутствие: «Учтите, «Свобода» — не простая станция, здесь эмигранты ненавидят друг друга. Главное — оставайтесь самим собой. Мне нравится ваш английский». — «Правда?» — «Да-да, здесь многие считают, что владеют английским, но это просто смешно. Счастливо поработать!»

Иван снова чувствует, как ему легко с разведчиками — русскими, немецкими, американскими. В отличие от политиканов и администраторов всех стран они все понимают с ходу.

Оформление проходит быстро. Еще через неделю ему пересылают контракт. Он поражен: ему кладут семьдесят тысяч марок в год и массу привилегий — страховку, пенсию, отгулы и т. д. Такого льготного режима, как на «Свободе», нет ни у кого из западных журналистов.

Дом на Оттингенштрассе, 67 окружен мощным бетонным забором, по всему периметру установлены аппаратура наблюдения, электрическая сигнализация. Бывший военный госпиталь расположен идеально: спереди открытое пространство, теннисные корты, сзади — ручей и рощи Английского парка. Впрочем, это не всегда спасает. В 1981 году взорвали бомбу.

Маша Тофан из отдела новостей рассказывает: «Это было ранним утром 21 февраля 1981 года. Заканчивалась ночная смена, сотрудники сидели за телетайпами, зевали. Внезапно раздался взрыв: все попадали со стульев. Взрывной волной вышибло стекла, и многих поранило осколками. Диверсию приписывают Карлосу «Шакалу». Или швейцарскому террористу Бруно Брегету. Возможно, что сработала чехословацкая разведка СТБ».

Но это — единичный случай. А в остальном все тихо, спокойно, уютно. Сотрудники приезжают сюда на своих машинах (парковка во дворе) либо на трамвайчике до остановки Тиволиштрассе, где теннисные корты. Поскольку Английский парк — прямо за воротами, традицией становится ходить в теплые дни к Китайской башне и там располагаться на воздухе с кружкой пива. Мужики сидят, потягивают пивко, греются на солнце, созерцают задницы велосипедисток, а время рабочее идет.

Зарплаты на станции намного больше, чем в среднем по Западной Германии. Для тех, кто прибыл из России, Америки и прочих стран, есть хаузинг — бесплатное жилье. Лишь те, кто нанят в Мюнхене, лишены такой привилегии. Иван относится к этому меньшинству.

Особенно жирует американское начальство, оно не платит налогов в Германии, живет на виллах, имеет казенные ковры, рояли, мебель.

Зарплату переводят регулярно. Иван не доверяет банкам и просит выдавать наличкой. Бухгалтер — англичанин Макс, он «голубой», отсчитывает деньги с очаровательной улыбкой. Его сформировал Лондон 60-х, Карнаби-стрит и вся культура рок-н-ролла. Ему привольно в Мюнхене, где либеральная гей-сцена и устраивает тусовки сам Фредди Меркью ри.

И Макс, и другие западные люди здесь отдыхают. Они, конечно же, снисходительно смотрят на советских варваров — на власовцев, на неопрятных диссидентов из СССР, на среднеазиатов и кавказцев в тюбетейках и папахах — сотрудников «бабайских» редакций. Однако высокая зарплата и близость Английского парка смягчают несоответствие культур. Все сотрудники станции живут на островке стабильности и благодушия, даже по западным понятиям.

Иван делает вывод: никогда еще эмигранты из России не жили так хорошо, как в годы «холодной войны» на станции «Свобода». И это чувство экономической свободы толкает их на авантюры. Имея зарплату в пять, шесть, восемь и даже десять тысяч марок, они начинают спекуляции с недвижимостью. Покупают квартиры, потом продают, несут убытки, поскольку опыта нет. Немцы с усмешкой наблюдают за этими представителями ост-блока, которые пытаются вести себя как настоящие западные люди.

Сотрудники ржут над Юлианом Паничем, который купил усадьбу в Штатах и вынужден был бросить ее, поскольку она стояла вплотную к свиноферме: пронзительный запах отгонял потенциальных покупателей. Те, кто в Мюнхене, тоже пролетают: приобретают квартиру где-нибудь у Восточного вокзала, и стук колес снижает в разы ее стоимость.

Один из многих актов коллективного безумия происходит в 1994-м, за год до переезда в Прагу.

Повинуясь некоему стадному инстинкту, все сотрудники российской, украинской и других служб покупают квартиры в Аугсбурге. Под монастырь их подводит яркая женщина-маклер, она обволакивает их крепчайшими духами, соблазняет возможностью списать налоги и кредиты. Вскоре выясняется, что маклерское бюро — липовое, и все попавшиеся на уловку сотрудники потом бегают от судебных приставов.