Мы заняли пару табуретов у стойки и стали ждать, пока освободится бармен. Длинными чувствительными пальцами тот переливал оранжевый желток из одной половинки скорлупы в другую – туда-сюда. В миску под его руками стекали яичные белки.

Оглядев паб, я заметила, что мужчины и женщины пили разные сорта пива. Женщины пили свое, с розоватым оттенком, через окрашенные помадой гнутые соломинки, в то время как кружка, которую бармен выставил перед сидевшим рядом со мной мужчиной, была намного больше и наполнена мутноватым напитком медового цвета, увенчанным шапкой молочной пены. Стекло запотело от тепла напитка, и я ощутила в воздухе запах корицы и гвоздики.

– Проше? – бармен протер стойку перед нашими местами.

Я указала на напиток, стоявший рядом со мной, и подняла один палец. Бармен поднял брови и указал на «женское» пиво на другой стороне стойки.

– Не, – покачала я головой и снова указала на пиво соседа. – Проше!

Горячей и пряный напиток казался намного более привлекательным, чем жеманный розовый. Бармен повернулся к Лесу, который поднял два пальца.

Минут десять спустя перед нами стояли две кружки. Желтковая пена сверху оказалась нежной и сладкой, а горячее пиво под ней отличалось чуть перечной остринкой. Странная, но не отбивающая аппетит комбинация.

Когда Лес потянулся за своей кружкой, его костяшки задели тыльную сторону моей ладони. Я отпрянула. Я сознавала, что физически отстранилась от людей после Таиланда, – держалась чуть дальше от подруг, избегала объятий, отодвигалась во время разговоров: мне хотелось создать бо́льшую дистанцию.

Лес был довольно мил. Он подарил мне ручку, потому что в моей кончились чернила. Я подарила ему книгу «Нация фастфуда» Эрика Шлоссера, которую только что закончила читать. Но я чувствовала отстранненность. Я мало говорила и не рассказала ему о Шоне.

Бармен вернулся и облокотился на стойку перед нами.

– Добры? – спросил он, сложив большой и указательный пальцы в знак ОК.

– Добры, – повторили мы с Лесом, кивая и улыбаясь.

Указывая на наше пиво, тот медленно проговорил:

– Гжане пиво (горячее пиво), – а потом снова указал на бокал поменьше, из которого пила женщина на другом конце стойки, и посмотрел мне прямо в глаза: – Пиво з сокем (пиво с соком).

Я понимала, что он хочет что-то сказать мне то ли о размере порции, то ли о самом напитке. Но я слишком отвлеклась, думая, как удивительно похоже польское название пива на то слово, которое Шон столько раз произносил на китайском: пиво и пийёу, а точнее пи цзёу.

От пива мы с Лесом перешли к татанке – зубровке, или водке на особой траве с тем же названием. Эту водку пили стопками с яблочным соком. Я смутно помню, как успела подъехать на такси к своему хостелу как раз перед полуночным комендантским часом.

Утром я проснулась с головной болью, пустой шоколадной оберткой в кармане и шоколадкой, растаявшей в обертке подо мной. И впервые за многие месяцы не смогла припомнить свои сны. Какими бы ужасными ни казались кошмары, еще хуже было проснуться ни с чем.

Воспоминания, которые могли быть потеряны, и подробности, которые могли быть забыты, – вот что меня по-настоящему пугало. От мыслей об Аушвице леденела кровь, но еще больше меня расстраивали нерассказанные истории: фотографии безымянных узников, цыганские дети, превратившиеся в призраков, тысячи евреев, не зарегистрированных в Биркенау.

Я знала, что не хочу ничего забывать, даже тот вечер на пляже острова Пханган. Но я все еще пыталась понять для себя, как именно хочу помнить. Поэтому взяла свой дневник и подаренную Лесом ручку, развернула растекшуюся шоколадку и начала со слова пийёу.

– Пийёу? – спрашивает Шон. Мы набрели на европейский магазинчик в Шанхае, где продаются всевозможные иностранные продукты, и мечтаем о пиве «Crown Lager» и сыре. Но человек, стоящий за прилавком, отрицательно качает головой.

Мы уже не одну неделю живем на соевом соусе, рисе, свинине, баклажанах, порой разбавляя их свиной требухой и китайским пивом, отдающим формальдегидом. Не готовые полностью отказаться от своей мечты, мы направляемся к сырной витрине в глубине магазина. Там лежит маленькая упаковка сыра с перцем халапеньо, который стоит больше юаней, чем только что купленные нами два билета на представление Шанхайской акробатической труппы. Мы решаем, что он того стоит.

Берем сыр и коробку австралийских крекеров и идем в паб под открытым небом в Фаго Цзуцзе, или «французском городе». Подтащив два стула под зонтик у шаткого стола, втискиваемся под него, прячась от палящего в середине лета солнца. Мы с Шоном теснимся в небольшом клочке тени, мое бедро уютно вжимается в его бедро, кожа наших ног соприкасается.

Шон ищет в словаре слово «нож».

– Цань дао?

Ему приходится повторить пару раз, прежде чем официант наконец понимает его.

Но следующая фраза Шона явно лучше отрепетирована:

– Бин дэ пийёу. Бин дэ, бин дэ.

Мы всегда просим «ледяное пиво», повторяя и повторяя слова, обозначающие «лед», – в надежде, что когда-нибудь нам, возможно, действительно принесут холодный напиток. Шон поднимает вверх указательный палец:

– И.

Заказывая только одну порцию, как полагает Шон, мы можем минимизировать то время, которое наш напиток будет нагреваться, и пиво не успеет стать теплым прежде, чем мы его допьем. Кроме того, пиво в этом баре абсурдно дорогое, по крайней мере для Китая. Дорогое пиво в пару к нашему дорогому сыру.

Официант приносит поблескивающую зеленую бутылку пива «Zhujiang» к нашему столу. Оно восхитительно холодное. Но меньше нас радует нож, который он гордо предъявляет нам. Длинное зазубренное лезвие покрыто ржавчиной и продолговатыми пятнами почерневшего жира. Бо́льшая часть деревянной рукоятки отвалилась. Мы рады, что не стали заказывать здесь еду, если состояние ножа хоть как-то указывает на состояние кухни.

К счастью, сыр подтаял на послеполуденной жаре, и нам удается разделать его палочками. Откуда нам было знать, что спустя пару часов наши желудки начнут корчиться в судорогах, и нам обоим станет до ужаса плохо. Шон решит, что после долгого периода воздержания от молочных продуктов нам, должно быть, стало трудно переваривать сыр. Дело либо в этом, либо в единственном холодном пиве, какое нам удалось заполучить в Китае.

Но пока мы еще пребываем в блаженном неведении. Мы доедаем весь брусок сыра и заказываем еще одно «ледяное пиво», постепенно передвигая стулья вокруг стола в попытке угнаться за тенью. Шон прикрывает глаза рукой и, щурясь, смотрит сквозь очки на солнце, приподнимая бутылку в знак тоста:

– За нас, Мисс. За Китай. И за то, чтобы нам повезло вместе.