Тех, кто живет в засушливых районах, днем обжигает солнце, но ночью освежает свежий бриз. Больной засыпает, забывая во сне о боли. Нет в мире раны, телесной ли, душевной, не получающей временно облегчения, но для грешников любая надежда тщетна. Не только Божественная справедливость испепеляет их, но и вес ее орудий, и никогда им не вымолить себе ни сна, ни ночи, ни мгновения, чтобы залечить раны. Если бы несчастные грешники могли обмануться и верить, что когда-то их ждет облегчение, это принесло бы им утешение, но и этого им не дано, ведь Господь постоянно читает им приговор о вечном проклятии, он написан несмываемыми чернилами, и ни на мгновение им об этом не забыть.

Если для мучеников каждый час равен году, сколь долгими покажутся этим несчастным вечные страдания? Они будут мучиться вечно, но и мучиться самой вечностью, потому что, напоминая о себе, она каждый миг будет давить на них всем своим весом, как тяжелый латунный шар давит на поверхность, где он лежит, хотя касается ее только в одной точке. Кроме того, ожидание новых мук – это подчас бóльшая мука: «Хуже страх войны, чем война, для граждан»[146]. Мы можем сказать, что вечность не только каждое мгновение терзает проклятых, но и каждое мгновение для них превращается в вечность. Поскольку зло неизбежно, его очевидно следует ожидать, и страх, возможно, более жесток, чем любой палач, а ожидание каждый миг умножает боль. Вы можете отпрянуть, читая эти строки, но не можете не грешить. Если так, то вы боитесь рисунка, но вас не пугает реальность.

3. Муки справедливы

Представьте, что люди, всегда рассуждающие по-людски, удивлены тем, что Господь за столь краткое удовольствие приговаривает грешника вечно гореть в огне. Они не знают, как примирить этот суровый шаг с Божьей добродетелью, которая так сострадательна, или с Божьей справедливостью, которая не наказывает без причины. Но нам не следует удивляться изумлению мирян, основанному на незнании духовных основ: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно»[147]. Если грешник не понял величины греха, то вскоре его изумление сменится еще большим: Господь за один только грех сделал Ад вечным. Но когда он окажется в мире ином, то еще больше удивится: сколь жестокие наказания Бог назначил за каждый проступок. Августин Блаженный очень хорошо понимает эту истину, когда он говорит: «Какие же наказания могут быть достаточными, если такого рода беззаконие, если такое величайшее оскорбление дозволяется в отношении к Богу?»[148] В ином случае оно было бы несоизмеримым.

Представьте, таким образом, что каждый смертный грех – это скрытое или явное нарушение Божьей воли и оскорбление Господа. Оскорбление возрастает от двух аспектов – величия оскорбленного или низости оскорбляющего. Поскольку величие Господа бесконечно, как и наша низость, то и оскорбление Господа по-своему бесконечно. Это бесконечный злой умысел, более омерзительный, чем страшнейшее из оскорблений любого создания на земле.

Таким образом, наказание, равное преступлению, должно быть бесконечным. Но поскольку оно не может быть бесконечно интенсивным, поскольку его нельзя будет вынести, то оно должно быть бесконечно долгим, то есть длиться вечно. Это проще объяснить, представив, что злой умысел греха так велик, что не может быть искуплен добрыми делами всех существ, и потому, чтобы оплатить долг, сыну Божьему пришлось отдать за него справедливую цену – пролить свою драгоценную кровь. Выходит, что такой грех, который не может быть искуплен добрыми делами, хотя сам длился недолго, заслуживает наказания больше, чем само время, то есть вечного. Выходит, только дурак может презреть Господа. Страдания тех, кто прогневил Господа, закончатся, только когда его Суд и приговор будут оспорены. Все, что не вечно, не берется в расчет. Ведь ничто для вечности – ничто для нынешнего момента.

Так рассуждают те, кто смотрит на добродетели Господа не как грешники, вяло отрицая зло, но через святость, бесконечно противоположную греху, питая к нему бесконечную ненависть и наказывая, как полагается, то есть вечно. Вот так взвешивает вещи тот, кто пользуется мерилом Божественной справедливости, а не ошибочным мерилом мира, которое вводит в заблуждение.

Представьте, как велик смертный грех, если в нем таится вечное страдание, так что если вы можете, сохранив рассудок, проникнуть в эту глубокую и жуткую бездну, то легко обнаружите там предтечи вечных мук в огне, мольбы, печали, вечного заключения, зловония, отчаяния, вечной утраты света и добра. Все это есть в одном грехе, хотя он длится так недолго. Как яйцо василиска, грех содержит ядовитое потомство и смертельно опасен. Сам грех можно назвать Адом или, скорее, злом, вечным его компаньоном, и нужно умножить жестокость и боль на столько грехов, сколько найдется в душе, когда она войдет «в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма»[149].

Вы когда-либо размышляли об этой истине всерьез? Вы думали о том, как ради такого низкого, грязного и краткого удовольствия можно броситься с такой беспечностью в бездну страдания, которая уже поджидает вас? Это неизбежно, если Господь, против которого вы так часто действуете, не вмешается, отведя от греха. Да, вы этого не увидели; вы этого не поняли. Если вы немного рассуждали об этом, но не поняли вполне, если вы вообще не думали об этом, что же вы делаете? «Что ты спишь? Встань, воззови к Богу твоему»[150]. Как вы можете спать на самом краю катастрофы? Если это еще лишь возможность, если в вас есть еще вера, разве не должны вы трепетать каждое мгновение? Просите Господа освободить вас от греха. Вернитесь к исповеди, оставьте дурную компанию, избегайте опасности согрешить, чаще совершайте таинства, покайтесь, а если нужно, удалитесь от мирских дел, чтобы спасти свою душу. Когда на кону вечность, никакие труды не будут лишними.

Джон Баньян (1628–1688) – пуританский проповедник и автор. Его самое известное произведение – чрезвычайно популярная христианская аллегория под названием «Путешествие пилигрима» (The Pilgrim's Progress, 1678), но он также написал десятки религиозных памфлетов. Среди его менее известных книг есть трактат о загробной жизни христиан «Воскресение мертвых и Вечный суд, или Тела хорошие и дурные в Судный день» (1665). В этой книге повторяются многие хорошо известные сюжеты о страданиях в Аду других авторов XVII в., но Баньян внес свою лепту в историю посмертной кары грешников, вообразив, как их тела воскресают в Судный день. Другие сюжеты о страшной каре, ожидающей грешников, начинались с приговора – к вечности в Аду. Баньян же имел смелость представить, что грешники, как гниющие трупы, восстают из могил на трубный глас ангела перед Последним судом. По его мысли, блаженные и проклятые различны во всем. Блаженные восстают из могилы на Суд в виде духов, а грешники – в виде полуразложившихся и гниющих трупов. Он назвал этот страшный момент в истории Спасения «воскресением для осуждения на вечные муки». Перед тем как Господь вершит свой суд, грешники выносят свои грехи на всеобщее обозрение, «уже с печатью вечной тьмы» на теле.