Пять километров до ледника, до святой воды, до молитвы. Солнце согревает шерстяную шапку. «Еще чуть-чуть, Аня». Тянет ее за собой. Ее ладонь не отвечает призыву его руки. Но это не повод отпускать. Расстояние просто смешное. Сквозь детские слезы, юношеский гнев, сквозь амбиции — он пришел сюда. К воде. Последнее испытание — хрупкая девочка. Ни шага больше — в ее глазах смерть надежд. На камни, на острые, опускается. Прости, надо идти. Может, у нас еще есть шанс на прощение?..

Ганга. Первые слезы тающего льда. «Да простит меня вода… Да простит меня небо… Да простят меня горы…» Анна тоже в воде. Но больше не с ним, не с ним…

Обратно идти — легко. Быстро. Никого не нужно уговаривать, поддерживать. Это ранит сердце. Она где-то там, за стеной снега, прячется за спиной Вити, отогревается от его тепла.

Дождь скатывается по крыше ашрама, и уже стемнело. Зачем? Зачем? Ее до сих пор нет… Вкус травяного чая на языке и пар изо рта. Все говорят… О чем? Наверное, смыло их, не найти теперь. Напряженный смех. Вдруг правда?

Но нет, нет… Она здесь. Кровь несется по венам, заглушая бурлящую реку. Горячий стакан перекладывает ей в руки, убирает мокрую прядь с ее лба… Берет рюкзак, следует за ней… Комната наполняется неясным светом вздрагивающей лампочки. Сердце сжимается от коротких приступов темноты.

— Ну… — ее знобит, растирает озябшие ладони. Так хочется согреть.

Припадает — губами к ее рту, талию — обвивает, притягивает к себе. Шепчет. О звездах — в небе. Об улыбке — в глазах. О каплях — падающих с густых ветвей сосен. О том — что ждал, так ее ждал…

Бежать. Прочь. Исчезает усталость, и время — исчезает. Мост, узкие улочки — все охвачено сном. Наматывает шаги на уставшие ноги. Возвращается. Прячется в спальнике головой. Дышит, дышит… Разрывая горячим дыханием холодный воздух.

Дальше день, о которым он ничего не помнит. «Лола уехала», — отчеканивается в голове. Значит, одна всю ночь. Она так мерзнет… Скорее, скорее бы дождаться темноты.

Неужели решился? Тело не верит, но осторожно следует по темному коридору, замирает. Без стука приоткрывает дверь…

Сплетение ног, глубокие вздохи, он в ней, и голова ее в наслаждении опрокинута на подушку… Зачем? Зачем ты пришел? Выходит незамеченный. Садится у стены, рядом с раковиной, где вода сочится из незакрученного крана.

— Мама… — затылок вспотел, кругом темнота нестерпимая, опять этот сон. Собирает все свое детское мужество, чтобы выбраться из-под одеяла. Не найдя тапочек, босыми ногами бесшумно идет к спальне родителей. — Мама… — Какой-то хрип или стоны… Что-то нарастает. Руки огромные сжимают грудь, чудовище вот-вот раздавит, проглотит ее… — Мама!

— Вовочка! Все хорошо, малыш!

Они уехали. Он слышал суету на террасе, скрип колес необъятного полосатого чемодана. Солнце уже высоко… Пора и ему собираться в дорогу. Ашрам вот-вот упадет в реку, как тысяча других горных камней. Вода поглотит, навсегда спрячет в быстром течении…

— Отца нужно забрать.

— Сам доберется, не маленький.

— Ты же знаешь, нельзя ему садиться за руль!

— Ладно, мама.

Снег скрипит под колесами, дворники не справляются с навязчивой липкой массой. Что можно отмечать в такой вечер?

— Садись.

— Смени тон, сынок!

— Садись живее, пока я не передумал!

Грузная фигура покачивается от водки и негодования.

— Ты как с отцом-то…

— Как хочешь. С меня довольно. — Захлопывает дверцу. Жмет на газ. Колеса прокручиваются на льду. С визгом, ревом машина трогается. В зеркале отражается фигура отца, неровной поступью двигающаяся к «Волге». «Попутного ветра!» — зло шепчет мальчик, набирая скорость. Он ждал этого слишком долго, чтобы не использовать такой шанс. Огромная удача — избавиться от отца. Зимняя, снежная, плохо освещенная дорога извивается, затягивает в прорубь. И вдруг — велосипед, красная «Кама». Какого черта он вспомнил о ней сейчас? Перед глазами блестящие спицы, звонок… «Тебе нравится, Вовик?» Почему он всегда его так называл?.. «Пап, просто класс!» — «Забирайся, помогу». Неуверенно крутит педали. «Держись, Вовик!» — весело машет отец.

Красная «Кама»… Тормозит. Крутой разворот. Только не садись за руль, не садись. Снег и слезы, ничего не видно. Километры тумана в глазах. И вдруг огни, слишком много. Шум. Неясный, тревожный, дурацкий шум. Выпрыгивает на лед.

— А скорую уже вызвали?

— Да ни к чему торопиться, мозги все на стекле.

Володя замирает. Впереди «Волга» в плену черных стволов деревьев. А в ушах звонок, пронзительный, нестерпимый звонок красной «Камы»…

Мотоцикл набирал скорость. Ветер щипал глаза. Закончились — Ришикеш, Ганготри… Впереди новые города. Где-то вялый автобус, где-то Аня… Но все бесконечно далеко. Сосны фейерверком свежести расправляли ветви, солнце ласкало, успокаивало.

На секунду, на одну секунду он закрыл глаза, чтобы вдохнуть воздух бесконечной свободы…

Голубоглазый мальчик всегда верил в чудо. Но никогда — что оно может случиться именно с ним…

Ночь — не вопрос, а день — не ответ. Она уже проснулась, но веки, тяжелые, припухшие, не хотели открываться. Тело распласталось под одеялом, сегодня оно было огромным как никогда. Грудь вздымалась от дыхания, приподнимая над собой одеяло. Правая ладонь дотронулась до щеки, опустилась к подбородку, поплыла по шее, достигла приятной мягкой округлости, такой теплой, замерла на соске и начала легонько его теребить. Левая рука стремительно спускалась вниз живота… Оборка на воздушном розовом платьице, острые коленки, ресницы, вздрагивающие в смущении… Пальцы, крупные мужские пальцы ложатся на узкую талию… Спасительная судорога несется внутри нее, и снова закрыты глаза. Напряжение сброшено, опять хочется спать.

— Ну что, пьяная, помятая пионервожатая, готова к встрече с Гималаями?

— Денчик! Когда же наши чемоданы-то появятся? — Марта положила руки на его плечи, облокотилась, так, что узкая маленькая фигура, совсем как у мальчика, едва справлялась с непрошеным грузом. Она широко зевала, демонстрируя полные губы, почерневшие от красного вина.

— Ты себя видела? Настоящий вампир! — закатывая глаза в наигранном неудовольствии, прошипела Белка.

— Сама-то! Сама-то! Ну, иди ко мне, девочка моя! — К облегчению Дена, Марта перекинулась на свою высокую подругу, избавляя от несвежего сигаретно-спиртового дыхания.

Наконец появился багаж, медленно поплыл по черной гусенице. Двери аэропорта, без устали закрывающиеся и открывающиеся, впускали горчично-медово-навозный воздух Дели. Марта переминалась с ноги на ногу, потягивалась, пытаясь стряхнуть с кожи вязкую усталость. Она приехала сюда за свежестью, как и в первый раз. Она знала: лишь только поднимется на вершину, чистая прохлада сотрет кокаиновый налет ее жизни. Она хотела оторваться от дома, но все, что могла запихнуть в черный чемодан и огромный рюкзак, взяла с собой, включая весы.