— Пьем да посуду бьем! А кому не мило — тому в рыло!

Олник, видимо, вспомнил свои ранние годы.

Под горами лежал торговый город под названием Авандон — таможенные врата в Талестру на этом участке Бычьих. Позади него начиналась официальная торговая дорога и два контрабандных пути. Нормальные люди, как и повсюду в мире, пользовались обходными путями.

В платье из лунного света,

Девственность нежно храня,

Она танцевала, как фея,

И слушала трель… ик!.. соловья!

О боги, о Великая Торба, он, кажется, вознамерился сочинить поэму!

Что он там говорил о тени смерти за моей спиной? Уж не тучу ли имел в виду?

Я привстал, глянул через плечо. Туча распространилась по всему южному горизонту; ее плоть рассекла багряная молчаливая ухмылка, стремительная, страшная; рассекла и пропала.

Я опасался бы в десять раз меньше, если бы в туче шумело и грохотало.

Маммон Колчек поравнялся со мной и, щелкнув жубами, сказал наставительно:

— Если туча прибудет раньше нас, то мы можем намокнуть, потому что в туче дождь, а когда идет дождь, то делается мокро.

Я кивнул:

— А если мы прибудем раньше, то не намокнем, потому что мокро не будет.

Маммон Колчек сказал «Бур-р-р!», как мне представилось, с удовлетворением. Надо почаще говорить на понятном ему языке.

Ох уж эти мне кулачные бойцы!

— А еще, если будет сильное солнце, то оно высушит тучу, потому что солнце жарко сушит, а туча мокрая, но вода слабее, чем солнце! Бур-р-р!

— Ты мог бы стать прекрасным городским головой, — сказал я. — Ты умен, логичен и умеешь складывать слова так, что всякий дурак поймет тебя верно. Я даже больше скажу — из тебя определенно получится великолепный филантроп, не менее прекрасный солипсист, и, без сомнения, выдающийся абсцесс!

Он не стал возражать, выковыривая из жубов остатки сухаря. Любил сложные слова, хотя и не понимал их смысла. Тем не менее я ощутил, что профитролль — эта вот каменная, абсолютно флегматичная громада, нервничает. Дурные предчувствия, навеянные тучей и выкриками гнома, стало быть, преследовали не только меня.

В платье из лучиков солнца

Она танцевала в полях,

Где травы так яростно пахнут,

Что враз защекочет в ноздрях!

Воск! Мне срочно нужен воск, чтобы залить уши!

Я опять привстал, опять посмотрел. Маммон Колчек оглянулся тоже.

Сквозь темную пелену отчетливо проступал багрянец, словно внутри тучи кипел огонь. Новая молния хлестнула наискосок, нарисовав на туче кровавый жадный рот. Мне стало по-настоящему страшно. Верх тучи начинал загибаться в нашу сторону — уже вот-вот, десять-двадцать часов, и она раскинется над нашими головами, и, кто знает, может, просто поглотит нас… без следа, этим самым ртом.

— Бур-р-р! — сказал Колчек и, поотстав, пристроился у обочины репетировать мокрый дождь.

Видимо, нервы заставляли почки тролля работать раза в три быстрее обычного.

Слова гнома о тени смерти начинали тревожить все больше. Я переживал не за себя. Если со мной приключится нечто худое — я не смогу выручить Виджи.

— Спереди любил бы, а сзади — убил бы!

О Небеса… Про что это гном? Про определенные виды секса?

В утренних сумерках далеко впереди обозначилась похожая на гриб постройка репазиторияхламлингов. Их деревушка лежала и, хм, слегка попахивала летней порой, на окраине Авандона, точнехонько напротив прибрежных пакгаузов, куда торговый люд складировал груз. Квартал пакгаузов был удивительно пуст и тих.

Ну, хотя бы на таможне не возникнет проблем. Местного призрака прошлого я знал с хорошей стороны. Лейтенант Мраузек, начальник таможенной службы, готов пропустить любой товар по любомупути, только плати деньги.

А деньги у меня были.

В платье из листьев осенних

Она танцевала в лесу,

И дятел стучал благозвучно,

Приветствуя девы красу!

Не выдержали нервы у Крессинды:

— Олник, эркешш махандарр, помолчи хоть минутку!

Олник замолчал. Видимо, сочинял новую строфу.

Тут же повеял легкий ветерок… Рассветная птичка подала робкий голос… Пастельные краски рассвета смешались с первыми золотыми лучиками солнца. Короче, про бриллианты росы я уже вам как-то говорил, а теперь — вот, получите пастель рассвета и золото солнца на одной тарелке, и забудьте про всю романтическую хренотень до конца книги.

Небо за моей спиной было багряно-черным.

Я поймал себя на том, что подхлестываю лошадей, что мне неуютно, что мне не хочется, чтобы туча нас догнала. Плевать, что впереди, я не хочу, чтобы нас настигло то, что движется сзади!

И, пожалуйста, пожалуйста, святые небеса, избавьте меня от песен сбрендившего гнома!

Виджи неслышно откинула полог, так же неслышно скользнула на место рядом, прижалась плотно, оплела рукой мою талию. Когда нет лишних глаз, она… совершенно другой… эльф. Наши губы соприкоснулись, и я выпал из реальности на несколько минут.

Вкусно… сладко… очень сладко… И твой язык похож на клубнику. Как же по-женски чутко ты слышишь мое состояние, как же по-женски умело ты снимаешь все страхи… Как же мне хорошо, что я нашел тебя, что я рядом с тобой, что ты рядом…

В платье из барсовой шкуры

Она танцевала в горах,

Пока не гакнулась в пропасть,

Увы ей, несчастной, и ах!

Кисло, горько… Омерзительно! Яханный фонарь, кто запихнул мне в голову два лимона?

Добавлю, что подлец горланил жуткую песню хриплым басом пьяного матроса. Заткнуть бы ему рот — так ведь нельзя, начинает задыхаться.

Несколько минут мы провели в благословенной тишине.

— Поедем напрямую через город, — сказал я Виджи. — Чтобы заехать на контрабандный путь бесплатно — нужно заложить немалый крюк, ну а через город будет гораздо быстрее, нам ведь нужно попасть в Талестру уже сегодня. Я недорого куплю нам проезд.

Со стороны репазитория вдруг послышалось низкое хоровое пение. Голоса грянули заунывно-тягучее:

— Йо хэй хэй йо-о-о! Йо! Йо! Йо!

Чем-то этот вой напоминал рабочую песню гномов-шахтеров, что горланил Олник в «Полнолунии», только гномская песня была намного живее.