если бы командир сменил партию, бойцы вошли бы в нее вместе с ним. Эти группы по своей сути были местными и воевали только в родном краю. Для одних он мог означать район или провинцию, для других субрегион, но бойцы не могли быть передислоцированы по желанию центрального руководства. Масуд пытался преодолеть эти ограничения мобильности, но добился лишь частичного успеха.

Военное руководство талибов смогло преодолеть местную лояльность – точно так же религиозная солидарность позволила улемам мобилизовать людей не по племенным линиям. Талибы вербовали бойцов по отдельности и могли перемещать их повсюду. Они сражались против Объединенного фронта (Северного альянса), в котором в основном состояли местные силы. Войска из Панджшера вряд ли могли быть отправлены воевать в Герат или тем более в Кандагар, в то время как талибы были способны перемещать свои силы куда угодно и не испытывали никаких серьезных проблем с их фракционностью.

Они также смогли повысить государственные доходы, сумев подавить хищническую фракционность и централизовать их сбор. Ранее полевые командиры устанавливали на дорогах контрольно-пропускные пункты. Любой, у кого было оружие, мог заставить любого, кто ехал или шел по дороге, заплатить, будь то торговцы или просто путники. Как упоминалось ранее, талибы получали помощь от торговых ассоциаций в Пешаваре и Кветте, поскольку подавление хищнической фракционности облегчало ведение бизнеса. Именно поэтому Пакистан и первоначально США думали, что талибы смогут создать условия для строительства газо– и нефтепроводов.

Талибы получили содействие в организации подготовки своих бойцов, а также техническую и стратегическую военную помощь от пакистанских военных, включая кадры служащих по контракту отставных офицеров, внедренных в командную структуру движения. «Талибан» также получил помощь от «Аль-Каиды», которая предоставила часть своих ударных подразделений. При этом «Талибан» не поддерживал глобальный джихад, направленный против «дальнего врага», и не участвовал в нем.

Почему талибы запретили девочкам ходить в школу, женщинам работать, а также ввели другие строгие запреты и требования?

Когда талибы взяли под контроль Кабул, они издали ряд драконовских указов. Они ввели строгую гендерную сегрегацию, запретив женщинам работать в офисах или преподавать в школах. Они закрыли почти все школы для девочек и арестовали женщин, которые пытались проводить подпольные занятия. Они запрещали женщинам лечиться у врачей-мужчин или выходить на улицу в целях получения помощи от международных организаций. Они требовали, чтобы все женщины носили чадру (предмет одежды, закрывающий большую часть головы, включая волосы) и были полностью прикрыты до лодыжек. Мужчинам предписывалось посещать мечеть пять раз в день, и им запрещалось стричь бороды. Талибы запретили все виды западной одежды. Полиция Порока и Добродетели строго следила за соблюдением всех этих правил, избивая и арестовывая как мужчин, так и женщин за их нарушение. Талибы возродили худудские наказания вроде побивания камнями за супружескую измену или ампутации рук за воровство, хотя вскоре прекратили их применение.

На Западе талибы более всего прославились своей репрессивной политикой, особенно в отношении женщин, но сами они гордились преимущественно успехами в восстановлении безопасности. Представители талибов говорили туристам: «Вы можете проехать из одного конца страны в другой даже ночью, на машине, полной золота, и никто вас не побеспокоит». Это заявление вряд ли было метафорой. Проезжая через южный Афганистан из Кандагара в Фарах и обратно в июне 1998 г., я видел, как многие грузовики делали именно это. Их груз, правда, состоял не из золота, а из потребительских товаров, купленных в Дубае для продажи на рынках контрабандистов в Пакистане. За два дня езды я столкнулся только с тремя незаметными контрольно-пропускными пунктами. Повышенная безопасность, обеспечиваемая движением «Талибан», улучшила условия для торговли опиумом даже после того, как правительство в 2000–2001 гг. официально запретило выращивание мака[15]. Движение «Талибан» также хвалилось своими усилиями по изъятию оружия и борьбе с преступностью, включая изнасилования и убийства.

Для талибов все эти действия по наведению порядка образовывали единое целое с указами о женщинах и религиозном поведении, которые кажутся странными и репрессивными многим другим, включая афганцев, в особенности городской и образованной части населения. Политика новых хозяев страны оправдывалась соблюдением законов шариата. Однако то, как талибы интерпретировали шариат, а также насильственный способ его применения, выдавали озабоченность пуштунскими представлениями о чести и контроле – наряду с желанием подчинить и даже наказать население Кабула, рассматриваемое как источник всех бед Афганистана.

Расширение свободы для женщин, включая добровольное снятие ею чадры, светское образование и профессиональную занятость, было городским явлением, зависящим от государства. Все это было предписано высшим (мужским) руководством страны для реализации его навязанного (слегка) населению видения модернизации страны. Крах и потеря легитимности слабо модернизирующегося государства также означали ослабление институциональной поддержки общественной роли женщинх [Dupree 1998: 145–166]. Во время присутствия советских войск кабульский режим расширил роль женщин, поскольку мужчины в основном были зачислены в органы безопасности. Однако в поселениях беженцев и сельских районах Афганистана патриархальные ограничения в отношении женщин были сохранены или даже усилены. Эти ограничения были вызваны реакцией мужчин как на неуверенность при жизни в изгнании, так и на реформы, связанные с несчастьем, обрушившимся на страну[16]. Движение «Талибан» кодифицировало и распространило на всех многие из подобных обычаев, и в результате женщины были в беспрецедентной степени исключены из общественной жизни. Им было запрещено ходить в школу (позже были сделаны исключения для религиозного образования девочек в возрасте до девяти лет и обучения девушек в области здравоохранения), выходить на улицу без сопровождения мужчины и работать вне дома (с более поздними исключениями для работы в сфере здравоохранения).

Хотя талибы оправдывали некоторые из установленных ими правил исламскими ограничениями в отношении сексуальных контактов, они также часто ссылались на необходимость обеспечения безопасности женщин и предотвращения изнасилований, которые имели место в период всевластия полевых командиров. Таким образом, эти ограничения представляли собой попытку восстановления мужской чести посредством контроля над женщинами, точно так же, как стремление талибов завоевать остальную часть страны представляло собой попытку восстановить свою честь, контролируя всю свою родину. Использование исламского дискурса для легитимной защиты чести (намус) посредством контроля, таким образом, лишь подтвердило единство ценностей, часто приводимых пуштунами в качестве мотивации для участия в джихаде: для ислама, для родины, для чести (да ислам да пара, да ватан да пара, да намус да пара)[17]. Намус также относится к женщинам – они связаны с честью мужчин, а потому их «защита» считается обязательной.

Большинство талибов не были знакомы с городом Кабулом. Многие из них являлись выходцами из сельской местности и получили даже еще более скудное образование,