На месте источника воздвигли храм и зал посвящения; это были чудесные здания, о чем свидетельствуют сохранившиеся еще и по сию пору величественные стены. «Священная дорога», украшенная превосходными памятниками и произведениями искусств, соединяла священный округ с главным городом Афинами, где воздвигли элевсинский храм, служивший для целей тайного культа.

Этот мистический культ принадлежал к тем тайным служениям, которые выполнялись собраниями верующих. Он считался особенно священным и угодным богам и вскоре распространился по всей Греции, а затем на островах и в колониях, вплоть до Малой Азии и Италии.

Элевсинские мистерии находились под покровительством и наблюдением государства и поддерживались с такою же ревностною заботливостью, как и народная религия. Подобно ей, это религиозное учреждение ни в каком отношении не могло быть вредно государственной церкви. Посвящаемый в его мистические таинства не отвергал общепринятого вероучения, но лишь иначе понимал его, чем народная масса.

Высшие жреческие должности этого культа принадлежали именитейшим, древнейшим родам Элевсина — Эвмольпидам и Керикам.

Важнейшими священнослужителями при мистериях были верховный жрец (иерофант), выполнявший богослужебные функции во время торжеств, факелоносец (дадух), герольд (иерокерикс), на обязанности которого лежало призывать собравшуюся общину к молитве, произносить молитвенные формулы, руководить священными обрядами при жертвоприношениях и т. п., и, наконец, жрец, состоявший при жертвеннике (эпибомиос).

Кроме этих высших должностных лиц культа в мистериях принимали участие еще многочисленные прислужники, музыканты, певцы, без которых не могли обойтись торжественные процессии.

Все, относившееся к тайному богослужению, находилось в ведении коллегии жрецов. В основе элевсиний лежит уже упомянутая выше легенда о похищении Персефоны. Богиня олицетворяет собою растительное царство, увядающее при наступлении сурового времени года. Тот факт, что в течение лета похищенная богиня пребывает у матери, то есть на поверхности земли, а зиму проводит в подземном царстве, символизирует плодородие почвы и вместе с тем идею воскресения человека, тело которого, подобно хлебному зерну, погружается в лоно матери — земли. Сочетание Персефоны с Иакхом было принято в смысле единения человека с божеством и определяло задачу мистерий. Но главное содержание их, символически связанное с новым расцветом растительного царства при наступлении золотой весны, заключалось, несомненно, в возвышенном учении о личном бессмертии.

Желавший, чтобы его допустили к участию в мистериях, должен был обратиться для этого к посредничеству кого‑нибудь из посвященных уже афинских граждан; последний передавал заявление кандидата служителям культа, обсуждавшим и решавшим дело. Если община выражала согласие принять нового члена, то он представлялся ей. И тогда член, явившийся посредником (мистагог), посвящал его во все предписания и правила, которые кандидат должен был выполнять.

К тайному служению допускались одни только эллины. Лишь в единичных случаях принимались особенно заслуженные и выдающиеся чужестранцы, но и то не раньше, чем они получали афинское гражданство.

Зато доступ безусловно воспрещался всем, кто обвинялся в убийстве или в другом каком‑либо тяжелом преступлении.

Элевсинские мистерии состояли из двух празднеств, происходивших, правда, не одновременно, но находившихся в тесной внутренней связи.

В то время года, когда природа в Греции пробуждается от своего зимнего сна к новой жизни, в феврале, торжественно справлялись малые мистерии. В сентябре, после того как жатва была собрана, наступали празднества великих мистерий. Первые относились главным образом к культу Персефоны и Иакха и совершались в Афинах, в храме Деметры и Коры. Они служили как бы подготовлением к великим мистериям, в которых никто не мог принять участия, не будучи предварительно посвященным. Посвященные назывались мистами; они становились зрячими (эпоптами), когда посвящались также и в великие мистерии.

Празднование мистерий начиналось с середины сентября. В первый день все мисты, желавшие принять участие в предстоящих торжествах, должны были собраться в Афинах и заявить о своем прибытии. Иерофант и дадух произносили старинную формулу недопущения всех непосвященных и варваров. Затем всем мистам предлагалось отправиться к берегу, когда море прибивало сильно, чтобы очиститься в его священных соленых волнах и стать достойным участия в торжествах. Следующие после очищения дни были, по — видимому, заполнены шумными шествиями, торжественными жертвоприношениями в храмах трех богов, в честь которых справлялись мистерии.

Так продолжалось до 20 сентября. В этот день мисты, празднично разодетые и увенчанные миртовыми венками, торжественной процессией отправлялись по священной дороге из Афин в Элевсин, где происходило важнейшее торжество. Во главе процессии выступали жрецы, несшие изображение Иакха. Несметные толпы народа с шутками и смехом сопровождали процессию, заполняя священную дорогу, тянувшуюся на расстоянии почти двух миль. Процессия мистов останавливалась у многочисленных, встречавшихся на пути, святилищ и совершала известные торжественные обряды. Лишь к вечеру процессия достигала Элевсина, где изображение Иакха тотчас же устанавливалось в храме Деметры и Коры.

Следующие дни проводились частью в разнузданном веселье, частью в торжественном благоговейном настроении. И лишь последние дни продолжавшегося почти две недели празднества посвящались собственно мистериям.

Как сказано было выше, доступ к ним имели одни лишь мисты, отличавшиеся от непосвященных не одним только миртовым венком, но также и пестрыми перевязями вокруг правой руки и левой ноги. Кроме того, они узнавали друг друга по таинственной формуле: «Я постился, я пил киксон, взял из ящика, я вкусил, я положил в корзину, а из корзины в ящик». Видимо, мисты в воспоминание о глубоком горе Деметры, которая в поисках любимой дочери не принимала ни пищи, ни питья, по — видимому, подвергали себя строгому посту. С наступлением ночи они пили священный напиток киксон — смесь, сделанную из муки, воды, приправленной пряностями, медом, вином и пр. Питье этого напитка сопровождалось символическим обрядом. Из одного ящика вынималась пища. Ее вкушали, остатки складывали в корзину, а потом снова перекладывали в ящик. Мы не имеем точных сведений о настоящем значении этого символического обряда.

В особом отделении храма совершалось главное торжество. Открывался полный таинственности мир залов и переходов, предназначавшихся для совершения мистерий. Полные нетерпения, с бьющимися сердцами верующие ожидали начала мистерий. Таинственная полутьма, прорезанная волшебными лучами света, окружала их со всех сторон, и торжественная тишина царила в святилище. Сладкий запах благовоний, наполнявший храм, стеснял дыхание. Жаждавший таинственности зритель испытывал смутную тревогу под влиянием окружавших его магических, мистических, никогда не виданных им знаков, фигур, изображений. Но вот сразу падала завеса, скрывавшая святилище. Яркий, ослепительный свет вырывался оттуда. Впереди стояли жрецы в своих полных символического значения одеяниях, из глубины неслось стройное пение хора, и звуки музыки наполняли храм. Иерофант выходил вперед и показывал верующим древние изображения богов, священные реликвии и сообщал все, что надлежало знать о них посвященным. Когда замолкало пение, прославлявшее богов, их могущество и благость, начинались драматические представления, живые картины, в которых наглядно изображалось то, что священные легенды передавали о делах и страданиях богов, о похищении Персефоны и ее возвращении из мрачного царства теней в солнечный мир.