– А какие у нее красивые линии! Тоненькая, словно сигара. Уверен, что она не плывет, а скользит.

Мы направляемся к мосткам, которые с середины высоты наклонной стены дока ведут к лодке.

– Как тебе нравится! Я вне себя! Самое интересное зрелище на всей морской верфи, а тут надпись «входить запрещается».

– Может быть, пустят представителя «Вечернего Обозрения», – надеется Билл.

Но с караульным договориться нельзя; строго приказано в лодку никого не пускать.

– А где можно достать пропуск? – спрашиваю я.

– Не думаю, чтобы вам удалось где-нибудь его достать. А тем более, как репортеру. Только что поставлены новые машины, и морское ведомство не хочет сообщать о них в печати.

– Но мы обязуемся ничего не опубликовывать без разрешения властей. Как вы думаете, пропустит нас комендант верфи на лодку, если мы дадим такое обязательство?

– А откуда он может знать что вы сдержите ваше обещание?

Счастливая мысль приходит мне в голову.

– А что, если я попрошу своего двоюродного брата Джека достать нам пропуск? Он морской офицер и занимает ответственный пост. Как ты думаешь?

Отправляю тотчас же письмо Джеку, но только через две недели, когда мы уже забыли и думать о лодке, получаю казенный пакет.

– Ура! – кричу я, сшибая с ног Билла. – Пакет из морского ведомства за подписью самого командира. Нам разрешен осмотр подводной лодки, и ты представь себе, нам разрешено участвовать в поездке на подводной лодке на маневрах, которые состоятся при Провинстоуне.

С той же почтой пришло письмо от Джека. Он поздравляет нас с необычайной удачей. Исключительный случай, что гражданские лица допускаются к участию в маневрах; достал он это разрешение лишь с нашим обязательством не давать никаких сведений в прессу без предварительного просмотра морского ведомства.

В тот же вечер мы отправились в Провинстоун, куда попали на следующий день после обеда. Наше разрешение дало нам возможность добраться на паровой яхте до старого монитора (канонерской лодки), «судна-матки» для всех подводных лодок. Дежурный офицер представил нас командиру одной из них.

Скромные малыши отмечались лишь номерами, имен, как у других судов, у них не было. Например, «Е3», буква Е означала класс, 3 – порядковый номер в этом классе. Подводная лодка, на которую мы должны были попасть, была пришвартована к монитору. Она мягко раскачивалась на волнах и походила на большого кита. Командир позвал старшего инженер-механика Дермента и поручил ему нас.

Мак Дермент по проходному мостику перевел нас на узкую палубу, выступаюшую над водой; ширина ее была не более полутора метров, а длина восемнадцать. Она была окружена стальными канатными перилами. На середине поднималась эллиптической формы командирская рубка с башенкой наверху, снабженной окнами из толстого стекла. Это был наблюдательный пункт во время пробега лодки в верхних слоях воды. А если лодка шла под водой, то капитан управлял с маленького мостика, от которого две трубы[5] высовывались из лодки вверх, выше, чем на шесть метров.

– Это глаза судна, – говорит наш провожатый. – Глаза у подводной лодки не во впадинах, как у нас, а как у улиток или крабов, на стержнях.

Все это чрезвычайно интересно, и целый каскад вопросов посыпался на него.

– Сойдем вниз, там вы сами посмотрите, как работают глаза, – был короткий ответ. – Только удобного «дамского» спуска у нас нет; простой спуск в люк.

Мы протискиваемся через «лаз» на палубе и спускаемся вниз по лестнице; невольно задаю себе вопрос о запасных выходах, при пользовании одним палубным отверстием должна происходить страшная давка в случае несчастья.

Я всегда представлял себе, что внутри подводной лодки два этажа, и перегородками она разделяется на несколько каморок, но в этой лодке не было никаких перегородок. В более крупных лодках, по словам Дермента, помещение бывает перегорожено, но о каком втором этаже может быть речь у судна в три с половиной метра в диаметре. Часть пространства была занята водяными балластными цистернами и резервуарами со сжатым воздухом, и оставалось крайне мало свободного места. Трудно выпрямиться, не задев головой вентилей, подпорок или еще каких-нибудь спускающихся с палубы приспособлений, поэтому команда обычно ходит с опущенными головами. Так как стеньг не было, мы могли беспрепятственно наблюдать всю каюту от начала до конца и поразительно, как умело был использован всякий уголок, всякая щель. Хотя и без видимых переборок, лодка все же в вашем воображении разделялась на отдельные помещения. Сейчас же под люком была, очевидно, кухня, так как стены были увешаны ярко начищенной кухонной посудой. Впереди нее стол, предназначенный, как оказалось, для капитана. На самом конце, где пускались торпеды, невероятное количество колес, компасов, всевозможных досок, рычагов, инструментов и т. д., и все это сияло таким металлическим блеском, что слепило глаза. Позади были расположены судовые машины и динамомашины, а под полом запасные батареи. Перед люком свешивались перископы, или, как их называл наш провожатый, «глаза лодки». Расположение объективов и призм позволяло, производя наблюдение здесь внизу, обозревать окрестности на семь с половиной метров выше через верхушку трубы. Вращать перископ можно было по всем направлениям, причем шкала перед наблюдателем указывает, в каком направлении установлен перископ.

– Вы видите, если мы двигаемся на глубине в шесть метров под водой, едва заметный кусок этой трубы высовывается из воды, и мы вполне осведомлены обо всем, что делается вокруг нас, уверенно направляя лодку по своему желанию.

– А разве вы не спускаетесь глубже? Я думал, вы достигаете до морского дна.

– Если глубина моря не более пятидесяти метров, мы можем опуститься на дно, но глубже нельзя, так как слишком велико давление и лодку раздавит. Даже при пятидесятиметровой глубине и поверхности судна в триста квадратных метров давление будет равно пятнадцати миллионам килограммов. Да и зачем так глубоко опускаться? При глубине в восемнадцать метров мы вполне застрахованы от столкновения, и ни один человек нас не разыщет.

– А под водой вы видите?

– Не далее, чем на 30 метров и неясно, как в тумане. Если мы уходим в воду, мы управляем лодкой исключительно по расчетам.

Но вот на лодку возвращается капитан. По его команде убирают сходни, отвязывают канат и каждый занимает свое место. Начинает работать машина, и мы отправляемся. Крайне любопытны необычайно выносливые керосиновые двигатели, развивающие вместе мощность свыше пятисот лошадиных сил. Каждая машина приводит в движение свой особый винт. Мы пробираемся в узкий проход между машинами и видим на валах винтов электрические моторы, которые будут двигать лодку, когда она совсем уйдет под воду. Арматура моторов установлена непосредственно на валах и вращается вместе с валами, приводимыми в движение керосиновыми двигателями. Но обмотки силовых полей не были замкнуты, и электрического тока не получалось; поэтому они теперь не двигали валы, а лишь служили простыми маховиками для регулирования хода двигателей.