Приостановили моторы и отдали приказ поднять крышки и впустить воду. Вдруг наш нос опустился, и мы стремительно начали падать. По лицам команды Билл и я догадались, что грозит опасность. Смотрим на окружающих и на стрелку глубиномера, она быстро падает до тридцати, тридцати пяти, сорока метров. Но вот опять заработали моторы, и рулевой таким искусным маневром нас поднял, что лодка, словно резвая рыбка, выскочила из воды; при этом, разумеется, мы выдали себя врагу.

Капитан был вне себя, и команде досталось от него порядочно. Был сделан крупный промах: при отдаче приказа пустить в минные аппараты воду, там не оказалось мин. Тонны воды нагрузили нос лодки, и мы полетели, словно свинцовая пуля, вглубь. Раньше я себе не представлял, сколько надо употреблять усилий для того, чтобы поддерживать равновесие нашей хитроумной лодки. Повсюду балластные цистерны: прежде всего, подковообразная главная цистерна, в середине окружающая нас с трех сторон, затем цистерны спереди и сзади для выравнивания киля, наконец, в центре тяжести нашей лодки цистерна равновесия, позволяющая точно выравнивать удельный вес лодки. Нам сказали, что в пути лодка обычно так перегружается водой, что смогла бы поднять еще не более двухсот пятидесяти килограммов. Когда мы нырнули в первый раз, потребовалось полторы минуты, чтобы спуститься на четыре с половиной метра, но когда были открыты минные аппараты, мы упали совершенно иначе.

Нырнули мы еще раз, но уже по своей воле и, по крайней мере, с полчаса маневрировали в воде, так что от врага укрылись бесследно. Однажды мы, вероятно, были прямо под судном, через «эофон», «уши лодки», слышен был шум судовых винтов. Наконец мы решили подняться и увидели судно, под которым мы только что были, в пяти километрах от нас. Опустились еще раз, а затем пошли прямо к цели. Подойдя на расстоянии выстрела, капитан направил лодку так, что взял прицел не на то место, где в данную минуту находился неприятель, а туда, где по его предположениям он будет, когда его настигнет мина. Минные аппараты давно освободили от воды и зарядили четырьмя минами. Повернули крышку и открыли две трубы. Когда все было готово, капитан потянул за спусковую веревку, сжатый воздух был впущен в трубы позади мин и вышвырнул их. Тотчас рычаг привел моторы в движение. Как только мины вылетели, нос, освободившись почти от двух тонн, поднялся кверху, но наш опытный рулевой рулем глубины его выправил. Новый поворот носа, и одним выстрелом сразу полетели в неприятеля две оставшиеся мины. Все наше боевое снаряжение было исчерпано, и мы вернулись, в гавань.

Происшедший промах создал невеселое настроение.

– А большая была опасность? – спрашиваю я инженера.

– Да, нас бы раздавило, попади мы на дно. Глубины в сто метров лодка не выдержит.

– А случалось вам терпеть крушение?

– Нет, с роковым исходом ни одного. Англия, Франция, Германия, Россия и Италия, все переживали тяжелые аварии. То лодки тонули, или их перерезало пополам, то случался пожар или они взрывались, один «дядя Сэм» не потерял до сих пор ни одной подводной лодки. И это не простая случайность, хотя раза два и нам приходилось туговато. Однажды, это было на «Перпойзе», я не рассчитывал остаться в живых. При Ньюпорте мы делали пробу устойчивости нашей лодки. Постепенно наполнили цистерны водой до полной нагрузки, судно отяжелело, мы еле ползли под водой, вдруг замечаем, что она скользнула носом вглубь. Удержаться мы не смогли и упали на дно, на тридцать шесть метров глубины. «Перпойз» на такой глубине не выдержал бы продолжительного давления; пробовали мы впускать свежий воздух в главную цистерну, чтобы вытеснить воду, а вместо этого обшивка дала течь и вода заливала нас. Так лежали мы, уткнувшись носом в ил, а над нами черная водяная масса в тридцать шесть метров, грозит расплющить нас ужасным давлением больше трех с половиной тонн на квадратный метр. Не будь течи, мы бы, в крайнем случае, выдержали двадцать четыре часа и дождались бы помощи, но начали поддаваться швы обшивки и пропускать воду. Самое опасное в подводной лодке, если соленая вода попадает на электрические батареи. Это гибель – ее заполняют ядовитые хлорные пары, и за несколько минут погрузят нас в вечный сон. Можете себе представить, с какой силой отчаяния мы работали ручными насосами, ожидая смерти с минуты на минуту. Чтобы действовать всегда со свежими силами, мы сменялись каждые две-три минуты. Ну и качали же мы! Трещина была скверная, и мы достигли немногого, но не переставали работать. Да что собственно оставалось делать? Но вот – не могу сказать через сколько времени – казалось, прошло чуть ли не несколько дней, мы начали одерживать победу над водой. Нос «Перпойза» стал подниматься. Это нас ободрило, придало силы для дальнейшей напряженной работы и хоть медленно, но все же вода была вытеснена из балластной цистерны, и наша грузоподъемность достигла сорока пяти килограммов. Нос совершенно освободился от ила. Вновь стали действовать рули глубины, были пущены в ход электрические моторы, и через минуту мы были на поверхности. Наверху не понимали, что с нами случилось; три четверти часа мы были под водой, и за нас стали беспокоиться.

– Видеть так близко смерть перед глазами мне еще не приходилось. И я думаю, что угроза опасности гибели подводной лодки никогда не стояла так близко перед морским ведомством, как тогда. Я не хотел бы пережить еще раз что-либо подобное.

– Ну, хорошо бы нам обойтись без приключения, – замечаю я.

Вскоре мы вернулись в гавань. Сколько интересного мы пережили за это время в лодке, особенно если вспомнить, что мы были на шаг от верной гибели. Как украсит это исключительно острое переживание мой отчет в «Обозрении»! Отчет был написан великолепно, материал обильный. Билл прочитал его вместе со мной и со своей стороны подбавил «перцу». Такой удачной статьи у меня еще ни разу, я уверен, не было.

Но вот я читаю его в третий раз, и мне кажется, что пожалуй, не совсем красиво за счет чужих промахов сколачивать себе капиталец. Да и как хорошим гражданам, не следует выставлять напоказ всему свету ошибку своих соотечественников.

– Словно злорадствуем, – советуюсь я с Биллом.

– Я не знаю, но, пожалуй, ты прав, Джим. Вычеркни лучше место о случайном нырянии, тем более, что мы еще должны отдать статью на просмотр в морское ведомство.

И на столбцах «Обозрения» не было ни словом упомянуто об этом происшествии.

Само собой разумеется, что, живя в Нью-Йорке, нам случалось посещать и увеселительные места города и прибрежные гуляния. Мы не отказывались осматривать все, что можно было найти в Нью-Йорке интересного от одного конца до другого, но, сказать по правде, знакомство с мощными достижениями в области техники и инженерного искусства доставляло нам больше радости, чем суета Кони-Айленда; конечно, это удовольствие было совсем иного рода, но удовлетворяло оно нас больше. А вдобавок, собственные корреспонденции в «Обозрении», которые Билл украшал своими рисунками и фотографиями. Между прочим, мы написали еще о силовых станциях Манхэттена и Бруклина, о пожарной команде, о городской канализации, об очистке улиц и уборке кухонных отбросов и мусора. Крайне интересной показалась нам последняя тема. Оказывается, нью-йоркские улицы длиной в две тысячи километров метет и освобождает от мусора целая армия в шесть тысяч пятьсот человек. Если бы весь мусор и отбросы собирать в течение года где-нибудь на Бродвее, можно засыпать улицу на три километра в длину и тридцать метров в толщину. Все эти сведения мы добыли в бюро по очистке улиц. Мы даже пропутешествовали на буксире в Райкерс-Айленд и посмотрели, как там выгружают отбросы и из них создают новую почву. И чего только там не найдешь в этом мусоре, просто невероятно: там и старые матрасы, картонки, тряпье, старое платье, шляпы, галоши, жестяные кружки, бутылки и сотни других вещей. Разумеется, для прокладки улиц употреблялся материал только мусорных домовых и уличных ящиков. А из кухонных и всяких гниющих отбросов улиц не построишь.