Так и хотелось мне пошутить над Йозе, типа, не делай, паря, умного лица — ты будущий ефрейтор. Но я сдержался.

Заодно мы с Йозе заказали переслать нам карточки уже в рамках — в ателье был приличный выбор с любовью сделанных остекленных рамок, как из ценных пород дерева, так и просто отбеленных. Только Кароль заявил.

— Я сам себе рамки сделаю. Стусло дома есть.

Адреса для фотографа писал я со слов лесовиков. И на имперском, и на рецком. Сам я отослал свои фотки на гору Бадон. А куда еще?

Да, совсем забыл… Перед позированием взял я у Данко шило и вставил в петлицы фельдфебельские звездочки. Пусть Оле погордится.

Последний вагон поезда уносил моих друзей в центр империи, и мне стало немного грустно от расставания. Стою теперь в полном одиночестве в суетящейся вокзальной толпе. Все же проверенные были ребята и в походе, и в бою. Даже в борделе.

В борделе особенно. Тюль. Бархат. Ковры. Полированная бронза. Чуть приглушенный свет. Любые напитки. Закуска без ограничений. Чистое постельное белье и вполне приличные девочки, не старухи, но и не малолетки… И на внешность привлекательные. Камасутру они не читали, но работали с огоньком. Только дорого для солдата — спускать за ночь целый золотой. Но воспоминания приятные. Думается мне, что гвардейский фельдфебель над нами так посмеялся, отправив в самое дорогое заведение города. Спасибо ему. Но второй раз посещать этот пафосный дом терпимости жаба расход не подписывает.

В общем, делать мне тут пока нечего, и решил я устроить себе тихий час — ночью поспать практически не пришлось. Но облом. В казарме каптенармус этажа сообщил, что поступило распоряжение перевести меня в офицерский корпус. В итоге вместо сна собирал я свои манатки, сдавал матрасы — подушки — полотенца.

Кстати, обнаружил на тумбочке новую кобуру к револьверу. Открытую. Только кожаный хлястик на кобурной кнопке придерживает стреляющую машинку и хорошо всем видна наградная табличка на рукоятке. Внутри кобуры оказалась записка от Вахрумки. 'Не застал. Но думаю, что мой подарок тебе понравится'. И подпись.

Спасибо тебе, дорогой начальник, за нашу спокойную службу в тылу. Но подозреваю, что от меня за такие ништяки потребуют еще много — много работы. Но… я же все новинки вижу только во сне… Так? Вот и не чепайте меня, когда я сплю. А снов у меня много. Надо, кстати, не только рациональное что‑то генералу нашему инженерному подкидывать, но и откровенной фантастикой разбавить, чтобы не смотрели на меня как на оракула. Или стремно такое?..

В офицерском корпусе отвели мне отдельную комнату под черной лестницей. Фактически шкаф. Без окна. Потолок косой, в ширину особо ноги не протянуть… Но длинная. Я доволен. В армии иметь отдельное помещение, которое еще и на ключ закрывается — это всегда хорошо. Правда, теперь мне будильник покупать придется. Есть ли они тут?

И началась моя штабная служба, навыков к которой у меня не было никаких, кроме одной подслушанной в курилке фразы. Еще в той — Российской армии, когда пожилой полковник, жадно затягиваясь, выговаривал молодому майору.

— В войсках ты все знаешь, все уже сам прошел. В батальоне сам себе хозяин. А большие штабы это для тебя сплошное минное поле. Там надо знать: с какой стороны, какие двери открывать надо и через кого конкретного вопрос проталкивать. Там прапор, что возит жену заместителя начальника штаба, по влиянию может оказаться круче любого полковника. А впрочем, думай сам — тебе жить. Для себя я давно решил, что лучше ко мне будут в этом занюханном гарнизоне обращаться 'товарищ полковник', чем в высоком штабе 'эй, ты — полковник'.

А припомнив, сообразил, что на первое время надо сократиться и внимательно озираться по сторонам. А там будем посмотреть…

Вахрумка встретил меня недовольным взглядом.

— Почему ты до сих пор в рецкой униформе?

— Осмелюсь доложить, господин инженер — майор, но другой мне не выдавали.

— А для чего я тебе два дня давал? — вперил в меня свое белесые глаза майор.

— Адъютант генерала выдал мне увольнительную и сказал что у меня два дня отпуска, — попытался я оправдаться.

Но уже понимал, что косяка я упорол солидного. И никого не колебет по какой причине. Армия…

— Виноват, господин инженер — майор. Исправлюсь.

— Вот… так‑то лучше, — подобрел инженер и накарябал несколько строк на тетрадном листе. — Иди, получи хотя бы полевую форму — ее подогнать быстро. С остальной амуницией по ходу дела разберешься. Работы много.

Он осмотрел меня еще раз внимательно.

— А кобура, я смотрю, к месту пришлась. Хорошо смотрится.

— Спасибо вам, господин инженер — майор, мне она тоже понравилась, — решил я проявить вежливость по отношению к дарителю.

На вещевом складе старый седоусый старший фельдфебель с тремя медалями на груди и без головного убора только спросил, разглядывая записку.

— Это какой Вахрумка писал?

— Инженер — майор, — ответил я.

— А — а–а — а–а… — протянул кладовщик. — Тогда пошли в закрома, кавалер.

— А что есть еще какой‑то Вахрумка? — спросил я на ходу.

— Есть Вахрумки и Вахрумки… — загадочно произнес фельдфебель и повел меня внутрь склада

И в глубине склада, подальше от окна раздачи, он выдал мне под роспись две пары брюк, приталенный китель типа френча на восьми пуговицах с застежкой под горло, отложным воротником и четырьмя накладными карманами. Мягкое кепи. Все серо — песочного цвета в отличие от грязно — горчичного, принятого в рецких частях. Выдали мне по два комплекта белья. Летние с семейными трусами и майкой — алкоголичкой. Другие — с кальсонами нижней рубашкой с длинными рукавами. Полдюжины пар носков. Ремень и портупею черной кожи. Запасные пуговицы с гербом королевства, петлицы черные с белым кантом, звездочки на них и круглые желто — красно — черные кокарды, такого же небольшого размера, как и на рецкой форме. И связку подковок на обувь с коробочкой гвоздей. Иголки, нитки трех цветов. Даже дюжину английских булавок.

А дальше пошли непонятки. Сапоги я получил хромовые, офицерские, с приятным уху скрипом. И еще ботинки до щиколотки из шевровой кожи на шнурках. Еще один странный головной убор — черную пилотку с белыми кантами, типа эсэсовской (видел, что в такой по штабу ходили, но не понял пока кто). Эмблема также досталась с новой арматурой: перекрещенные серебряные топор и разводной ключ, и наложенный на них полураскрытый циркуль. Побольше — на кепи, поменьше — на пилотку (на ней эмблему носили сбоку).

Еще по моей просьбе сверх лимита получил я отрез тонкого полотна вместо подворотничков, да бязи на портянки

— Кобура я смотрю у тебя есть… — протянул фельдфебель, что‑то соображая свое, — Пафосная. Но сойдет.

— Закрытая кобура у меня тоже есть, — сказал я. — Только рыжая. Как и портупея к ней.