— Составить и отправить мне стратегию огня для подтверждения в ближайший срок, — сказал капитан, — я хочу, чтобы всё вооружение выпалило в пустоту без промедления, как только мы выйдем на предельную дальность стрельбы.

Посмотрев вниз, он увидел, как дрожат его руки и сжал их вместе. Это не было страхом, и, несмотря на свою браваду, Арвел был достаточно честен с самим собой, чтобы понять: адреналин и предвкушение, вызывали у него дрожь, как у молодого гонщика, жаждущего сорваться со старта.

Расстояние на тактическом гололите сократилось, руны почти соприкасались, несмотря на невообразимое расстояние между ними.

— Поднять щиты, — скомандовал Арвел. Он почувствовал, как палуба под сапогами задрожала и плазменные двигатели уменьшили мощность. Капитан услышал, как старая девица застонала железными костями. Арвел выкачал энергию из пустотных щитов и направил к двигателям для ускорения, равно как и остальные члены эскадры опираясь на стандартный тактический протокол. Но теперь, когда они приблизились к стрельбищу, он изменил процесс, чтобы вновь заключить «Молнию Корса» в несколько слоев защитной энергии.

Арвел посмотрел сквозь пакеты толстого бронестекла в начале мостика, высоко на кормовой башне эсминца. Он не видел, чтобы что–то приближалось, но в царстве пустотных войн это было естественным поворотом событий. Если корабль с противником когда–нибудь окажутся достаточно близко для визуального контакта, то это будет тот бой, на который не рассчитан эсминец. Единственная макро-пушка, установленная над усиленным носом «Молнии Корса» была оружием последней надежды, и снаряды, которые она извергала, не могли нанести ощутимый урон более крупной цели. Нет, её лучше использовать в дальнем бою, чтобы она могла охотиться в своей стихии, на максимальном расстоянии от врага. Гололит снова обновился и Арвел увидел, как два клина эскадрильи формируют шеренгу. Другие эсминцы подлетели к «Молнии Корса», подстраиваясь под её скорость и образовали линию огня. На консоли, встроенной в трон Арвела зазвенели два колокольчика.

— Мы достигли предельной дальности стрельбы, капитан, — крикнул младший офицер из орудийной ямы.

— Стратегии атаки подтверждены и переданы, — раздался протяжный трескучий голос лоботомированного сервитора, подключенного к когитатору наведения.

Арвел поднялся со своего трона, опустив ладони на подлокотники:

— Торпеды на полную мощность. Огонь.

II.IV

И, пока командные палубы Имперских кораблей захлестывала паника, мостик «Диадемы» оставался безмятежным. Экипаж молча выполнял свои обязанности, являя собой воплощение точности и спокойствия. Кларион даже не обратила внимания на звон колокольчиков, предупреждающих о вражеских торпедах, выключив их и бросив раздраженный взгляд на одного из старших офицеров. Ударный крейсер исчезнет задолго до того момента, как торпеды успеют приблизиться.

Показаний ауспекса, подсоединенного к её трону хватило, чтобы у ребенка потекли слюнки. Шесть имперских эсминцев типа «Кобра». Истинные убийцы звездолётов, предназначенные для пустотных дуэлей против более крупных противников, ломились под тяжестью экипажей и сокровищ. В реалиях Ока такой улов мог бы месяцами удовлетворять материальные и плотские потребности «Диадемы».

Она хотела их уничтожить. Действительно хотела. Кларион потребовалось приложить все усилия, чтобы не вступить в спор с Вечным. Приказ Люция нерушим. Они не выживут, если сунутся в осиное гнездо на самой укрепленной планете Империума за пределами Тронного Мира. Она не могла рисковать и встретить свой конец с позором только из–за потребности сеять хаос.

Кларион вздохнула, скрестив маленькие ручки. Люций отдал приказ развернуться и бежать. Она проложила курс и передала его навигатору. Семнадцать минут прошло с тех пор, как «Диадема» покинула Око. Жестокость перехода в Материум означала то, что плазменным двигателям требовалось драгоценное время для повторной калибровки, а так же то, что любимой ведьмочке Люция нужна передышка, перед тем, как они вновь нырнут в Море Душ на пути к своему истинному месту назначения. Двигатели вновь загудели, возвращаясь к обычному режиму, и «Диадема» рванула вперед, навстречу вечной тьме.

Люций стоял рядом с троном Кларион, положив руку на рукоять своего меча. Наигранное доверие. Но девочка вряд ли могла его обвинять. Предательство — единственная постоянная вещь в их реалиях. И как тут можно ждать, что кто–то кому–то станет доверять?

Палубный офицер направился к трону Кларион с инфопланшетом, чтобы ознакомить её с результатами последних показаний авгуров. Он обошел Люция на расстоянии, почтительно отведя глаза. Вечный вырвал инфопланшет у него из рук.

— Я займусь этим.

Офицер тут же замер и покорно опустил голову, буравя палубу взглядом.

— Как пожелаете, мой повелитель.

Люций схватил его за лицо когтистой рукой и человек захныкал. Он встретился с Вечным взглядом, пытаясь унять дрожь во всём теле и проиграл.

— Именно, — сказал Люций, глядя на раба и лукаво улыбаясь, — я твой повелитель.

— А можно… — Кларион попыталась изобразить самую невинную улыбку, — хотя бы один?

Люций отпустил мужчину и тот поспешил обратно к экипажу. На мгновение Вечный замолчал, взгляд скользнул по инфопланшету перед тем, как он положил его на голову проходящего мимо сервитора. Лоботомированный раб шаркал дальше, не обращая внимания на устройство, покачивающееся на черепе, которое с грохотом свалилось на пол, когда тот завернул за угол.

— Ничего не сделается от одного, — настаивала Кларион.

Шрам на верхней губе задергался и стал похожим на щелкающий красный хлыст. Взгляд его налитых кровью глаз метнулся к Кларион.

— Только один?

Она кивнула.

— Один-одинешенек.

Люций вновь посмотрел на обзорный экран окулуса, занимающий всю переднюю стену мостика, прежде чем развернуться и вновь уставиться во тьму.

— Один-одинешенек.

Капитан Арвел Доната не видел ничего сквозь пламя, быстро пожиравшее мостик «Молнии Корса». Упавшая подпорка вспорола кожу до самого черепа и задавила насмерть трёх членов экипажа. Только сервиторы остались на своих местах, поскольку не могли их покинуть. Они стучали бесполезными обуглившимися конечностями по разбитым консолям, в которые их вмонтировали, пока оставшаяся плоть стекала, как грязный жир с их костей и бионики.

— Доложить обстановку, — прокричал Арвел в пламя, — хоть кто–нибудь и что–нибудь!

Но в живых не осталось никого, кто бы мог ответить. Пятнадцать тысяч человек на палубах «Молнии Корса» умерли вместе с капитаном, не понимая, что стало причиной их смерти.