Процесс экономического разрыва России между европейской зоной соперничества доллара и евро, с одной стороны, и «зоной юаня» может быть прерван в любой момент оздоровлением российского государства, началом модернизации российской экономики и связанным с ней формированием собственной «зоны рубля» (в пределах советского мира, за исключением Прибалтики). Однако это требует качественного изменения состояния нашего общества, его перехода от стадии распада и деградации к возрождению.

«Зона юаня», как показали события 2009 года, будет формироваться во многом стихийно, в силу коммерческой необходимости, опережая сознательную волю китайского руководства. В начале 2009 года, когда ухудшение внешнеторгового баланса Китая привело к сокращению чистых поступлений валюты в страну, он вынужденно перешел к кредитованию части своих торговых партнеров из ЮгоВосточной Азии в юанях. Эта тенденция, как представляется, будет нарастать, что приведет к естественному переходу в «зону юаня» всей бывшей японской «тихоокеанской зоны сопроцветания», а затем и Австралии — возможно, с Новой Зеландией.

В ходе конкуренции между тремя основными валютными зонами Япония будет лишена глобального валютного влияния так же, как Великобритания и Швейцария: валюты этих стран будут играть роль временных убежищ в глобальных кризисах, но не смогут приобрести значение региональных резервных валют уже ни для кого.

Расширение «зоны юаня», помимо России, Ирана и Пакистана (в двух последних он будет конкурировать соответственно с евро и долларом), будет идти и в Средней Азии и, что исключительно важно, точечно, в отдельных сырьевых регионах, разбросанных по всему миру. Ведь накопив колоссальные валютные резервы и обеспечив собственную модернизацию, Китай весьма рационально направил их существенную часть на скупку значимых для него ресурсов по всему миру. Еще в 1999 году он взял под контроль (разумеется, частного бизнеса, никоим образом не связанного с китайским государством) до 2020 года жизненно важный для мировой торговли и, разумеется, для США Панамский канал, модернизация которого в соответствии с потребностями энергообеспечения китайской экономики закончится не позднее 2014 года. А уже в 2006 году Китай «вычистил» западных конкурентов из ряда стратегически важных для него стран Африки.

Это весьма убедительно подтверждает тезис о том, что контроль за валютной сферой является ключевым вопросом лишь для наиболее развитых и относительно богатых регионов, в то время как для неразвитых и бедных значительно более важным фактором является контроль за ресурсами.

Появление иных валютных зон (кроме рублевой) представляется маловероятным. В частности, боливарианские инициативы не имеют под собой прочной хозяйственной базы, а намерение ввести единую валюту Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов, с одной стороны, не подкрепляется необходимой для столь сложного дела управленческой культурой, а с другой — все равно будет осуществляться (если, конечно, будет) всецело в рамках «долларовой» валютной зоны.

Развитие мировой экономики в условиях ее временной стабилизации после болезненного ограничения глобального монополизма во многом будет представлять собой ожесточенную, разнообразную и всеобъемлющую конкуренцию трех основных макрорегионов — зон доллара, евро и юаня.

Конкуренция эта, во многом носящая цивилизационный характер, будет вестись в основном за ресурсы, в первую очередь за наиболее современные эффективные и обеспечивающие максимальное влияние технологии (метатехнологии и high-hume).

Политическим отражением этой экономической конкуренции будет, как представляется, восстановление биполярного противостояния, причем Китай, если пользоваться образами прошлого подобного противостояния, будет, по крайней мере на начальной стадии, выступать в роли успешно атакующих «по всему фронту» США. Сами же США будут выступать в качестве аналога бессильно и озлобленно обороняющегося в бесчисленных арьергардных боях, на глазах утрачивающего адекватность и привлекательность Советского Союза.

Остальные значимые страны и регионы — Евросоюз и Япония, а также, вероятно, Индия и (после начала успешной модернизации) Россия — смогут выступать в роли своеобразного аналога старого Движения неприсоединения. Стараясь извлечь максимум выгод из биполярного противостояния, они будут играть роль совокупной сдерживающей силы, не позволяющей биполярному противостоянию приобрести недопустимую, разрушительную остроту.

Принципиально значимым представляется, что все остальные страны мира, вне зависимости от своих хозяйственных успехов, не смогут играть в глобальной конкуренции практически никакой самостоятельной роли[28]. Их положение будет слишком жестко определяться «правилами игры», задаваемыми силовым полем биполярного противостояния, конфликта глобального управляющего класса с национально ориентированными элитами, а главное — разложением глобального монополизма.

В условиях наступления новой глобальной раздробленности и, главное, крайне болезненного саморазрушения единой для развитых обществ «картины мира» обостряется потребность этих обществ (и особенно их элит) в выработке общей идеологии, объясняющей мир единым для всех них образом.

Потребность в общей идеологии и без того была исключительно высокой в силу кризиса идентичности, охватившей развитые общества после их победы в «холодной войне». Отсутствие общего врага, придававшего смысл их существованию, обеспечивавшего их единство и во многом бывшего источником их прогресса (который, как было показано выше, носит принципиально внерыночный характер и в известных формах, как правило, порождается угрозой физического уничтожения), породило имеющий глубокие практические последствия экзистенциальный кризис. Развитые общества с начала 90_х годов болезненно переживают имманентную неспособность найти необходимый для успешного существования всякой человеческой общности ответ на вопросы «Кто мы?» и «Зачем мы?»

Для США данная потребность дополнительно усиливалась необходимостью наличия у развитых стран «общего врага» для поддержания своего статуса сверхдержавы, то есть страны, обеспечивающей своим более слабым союзникам военно_ политическую защиту и получающую за нее значительные коммерческие преимущества. Исчезновение «общего врага» сделало безосновательными притязания американцев на эти коммерческие преимущества, ставшие к тому времени уже не только привычными, но и необходимыми для экономики США.

Попытки формирования новой общей идеологии Запада сознательно предпринимаются, насколько можно судить, с конца 90_х годов XX века. Одна из причин исступленного и единодушного уничтожения Югославии всеми развитыми странами (в том числе европейскими, которым оно было, строго говоря, невыгодно) заключается, насколько можно понять, в надежде обрести новый смысл жизни в процессе ритуального воспроизведения действий прошлого, в данном случае — ритуального уничтожения общего врага.