– Я подберу тебе бордовое платье, – сообщила Эдита Павловна.

Но цвет и фасон абсолютно перестали иметь значение, я хотела побыстрее добраться до мобильного телефона и спросить у Шелаева: где пригласительный билет?! Я полагала, что компенсация за весь этот ад хотя бы немного изменит направление моих мыслей.

* * *

– Приглашение? Какое приглашение? – В голосе Шелаева слышалось наигранное недоумение.

– Вы сами знаете какое, – строго ответила я, не желая поддерживать игру.

– Не волнуйся, я свое слово сдержу. Может, приедешь ко мне домой, выпьем чайку, вспомним старые добрые времена?

– У нас с вами не было старых добрых времен, – съязвила я, прекрасно понимая, что Шелаев развлекается.

– Так пора их как-то организовать, чтобы потом…

– Домой я к вам не поеду.

– Опять трусишь, Анастасия?

– Вовсе нет.

– Не хочешь видеть мою отвратительную физиономию?

Сделав вид, будто не расслышала вопроса, я перевела разговор на другую тему:

– А что вы сказали Максиму Матвееву?

– Что Старуха тебя поедом съест, если я пришлю кольцо от себя, да он это и так знает.

– А он?

– Отказался.

– И?

– Тогда я сказал, что все же пришлю его от себя, и повторил пять раз, что Старуха тебя обязательно убьет. Поверь, я умею уговаривать людей, к тому же Макс – мой хороший приятель.

– Да, вы умеете уговаривать людей… – протянула я.

– Часов в семь я буду в районе «Чеховской», так что назначаю тебе свидание около памятника Пушкину.

На слово «свидание» я плеснула керосина и с удовольствием чиркнула спичкой. С каким наслаждением я смотрела на языки пламени и чувствовала приятный жар огня. Огня, уничтожающего фразу Шелаева. «Гори, гори ясно, чтобы не погасло…»

– Договорились, – произнесла я, надеясь, что больше нам никогда не придется встречаться.

Футляр я опять заперла в прикроватной тумбочке и решила не доставать, пока не пробьет час Х. Но украшение точно звало меня, никак не удавалась выбросить его из головы. Если бы тогда, в магазине, я не восхитилась кольцом, не разглядела в нем красоты, не угадала нашу непонятную близость, я забыла бы о нем в тот же миг, более того, возненавидела бы сейчас эти лепестки, черные и белые камни! Если бы, если бы…. Во всяком случае, я оправдывала настойчивую тягу именно этим.

* * *

Шелаев ждал меня около памятника с конвертом в руке. Высокий, хорошо одетый, гладко выбритый, холодный и серьезный. Я сразу увидела его, хотя народу было предостаточно – удобное место для романтических встреч с любимыми.

«Но у нас-то с вами все по-другому, Клим, – настраиваясь, подумала я. – Мы с вами друг друга терпеть не можем».

– Добрый вечер, – произнесла я и, желая сократить общение до минимума, протянула руку. Сделка есть сделка, и ни к чему лишние разговоры.

– Держи, – ответил Шелаев, протягивая в ответ конверт.

Я вынула пригласительный билет, увидела золоченые узоры и буквы, номер, а также пустую строчку, в которую могла смело вписать имя Бриля. Счастливая улыбка коснулась моих губ, я расслабилась и превратилась в беззаботную птичку.

«Плевать, что кольцо от Шелаева, я надену его всего один раз. Лев Александрович, пожалуйста, умоляю вас, пригласите мою тетю хотя бы на один танец…»

– Ты же понимаешь, я все равно узнаю, для кого ты хлопочешь. Может, назовешь этого человека сразу?

– Нет, – покачала я головой.

– Почему?

– Мне сейчас так хорошо, – искренне ответила я, вздохнула и посмотрела на Шелаева. – Очень хорошо, правда…

Наши глаза встретились, Клим сделал короткий шаг, сократив и без того маленькое расстояние, убрал прядь волос, съехавшую на мою щеку, и со значением сказал:

– Я рад, что тебе хорошо, когда я рядом.

В который раз он все вывернул шиворот-навыворот!

Вздрогнув от слов и взгляда, от силы, которая исходила от этого человека, я выпалила «до свидания» и устремилась к метро.

Дома, усевшись за стол, я взяла ручку и старательно вписала имя Бриля в нужную строку, а на конверте указала адрес клиники. Теперь оставалось только отправить, но этот вопрос решался просто: утром должен был прийти бабушкин курьер, я собиралась окликнуть его уже перед уходом и всучить конверт.

Два дня пролетели довольно быстро. Тим позвонил три раза, а я ему – всего один (тренировала силу воли, боялась показаться приставучей и смущалась). Наши разговоры были короткими, в них настойчиво звучала недосказанность, и от этого хотелось то плакать, то смеяться. Насочиняв про нас почти пятьдесят романов и тридцать три повести, к субботе я успокоилась – фантазия истощилась, а воспаленному мозгу явно требовалась передышка. Но письмо Тима, зачитанное до дыр, я все же переложила из сумки под подушку. Он обещал вернуться в понедельник или среду, и я очень надеялась, что так и случится.

Наши отношения по-прежнему находились на границе между «да» и «нет», точно судьба давала время хорошенько подумать. А может, это я слишком торопилась, и все шло нормально, своим чередом, как и положено.

До Москвы Тиму ехать было не так уж и долго, около часа, и он мог бы вечером меня навестить (хотя заговорить об этом я бы не решилась ни за что на свете, но вдруг бы он сам?), но бабушка не доверяла рабочим, которые оставались в доме на ночь, и такой вариант даже не рассматривался.

«Несколько дней – это же не месяц», – успокаивала я себя, и в миллионный раз вспоминала, как Тим навещал меня в частной школе и потрясал девчонок своей внешностью.

А еще мне позвонила Симка и обрадовала, что учиться в университете мы с ней все же будем вместе.

– Я заявила так, – важно пересказывала она разговор со своими родителями. – Мама, папа, пришел тот великий день, когда у вашей дочери появилось собственное мнение. То есть, – она отошла от роли и пояснила для меня, – он пришел давным-давно, но их я расстраивать не стала, пусть думают, что я повзрослела буквально вчера. Так… на чем мы остановились?.. А! У вашей дочери появилось собственное мнение. Не нужна мне ваша дипломатия, Европа и Америка, я хочу сидеть на лекциях рядом с Настей Ланье, и уж вы постарайтесь…

И они постарались! Симка так растрогалась, что даже пообещала родителям получить красный диплом и стать лучшим финансистом столетия. Моей радости тоже не было предела. Чужой мир, в котором мне предстояло оказаться, из серого превращался в яркий, впервые мне по-настоящему захотелось в университет, и тоже получить красный диплом, и стать лучшим (ну, ладно, вторым после Симки) финансистом столетия.

Я кратко пересказала подруге последние события своей жизни, сообщила о предстоящей поездке на «Браво-Бис», но умолчала о сделке с Шелаевым. Во-первых, я не могла выдать тайну Нины Филипповны, а пришлось бы многое объяснять, во-вторых, чем ближе была расплата, тем меньше хотелось думать о кольце. Скоро предстояло его надеть, и от этой мысли холодело внутри.