Если даже просто пьяный по двору шатается — и то нечего ему здесь делать, а если не пьяный? За сигнал не упрекнут, а в случае обоснованности как-нибудь да поощрят. Нынче и грамотка почетная дорогого стоит, а если еще денежная премия с талоном на дефицит…

Вот и набрал товарищ нужный телефонный номер.

Антон успел разыскать в углу двора под пожарной лестницей щит с положенным по номенклатуре инвентарем и начал ковырять шилом перочинного ножа замок, чтобы добыть топор или багор. Почти получилось, и тут одновременно вспыхнуло несколько сильных аккумуляторных фонарей, скрестившись на его фигуре, а сквозь длинную арку с включенным дальним светом вкатился черный «Паккард» или плохо отличимый от него навскидку «ЗиС-101».

— Стоять! Руки за голову! Не двигаться! ГУГБ!

В подобной ситуации затевать стрельбу на поражение с решительным результатом мог бы Сашка, мог бы и я, имея при себе достаточный запас патронов и сильную мотивацию. У Антона не было ни того ни другого. Да и походя убивать людей, кем бы они ни были, он так и не успел научиться. Руководствовался другими схемами и методиками. Сражение на Сомме или Брусиловский прорыв организовать с полумиллионом убитых — это пожалуйста, а самому колоть штыком набегающего вражеского пехотинца, даже стрелять в человека из хорошего пистолета с десяти шагов — увольте.

«Наши руки должны быть чисты, как и наши помыслы, непосредственные же исполнители обязаны сами озаботиться своим моральным уровнем. Право выбора между добром и злом есть у каждого». Таким примерно образом он просвещал своих земных друзей и помощников, когда представлялся случай.

Добраться до портсигара во внутреннем кармане куртки он тоже никак не успевал. Если в тебя целятся сразу с нескольких направлений…

Сообразив, что происходит, Антон демонстративно бросил пистолет на землю. И пошел, заложив руки за спину, прямо на яркий свет фар, сквозь и мимо него, к приоткрывшейся задней дверце лимузина.

Ночным зрением он отчетливо, как днем, видел в глубине машины человека лет сорока в коричневом кожаном пальто и надвинутой на глаза фуражке с обычной солдатской звездочкой на околыше васильковой фуражки. Худого, с нездоровыми кругами под глазами. Знакомый типаж.

— Вам так спокойнее? Я стою, стою, что мне еще делать? — Голосом Антон выражал такую степень спокойствия и безмятежности, что любой исполнитель, не лишенный положенных должностью инстинктов, обязан был немедленно напрячься. — А вы кто? Правда ГУГБ, а не бандиты какие-то? Если да — прямо сейчас с товарищем Заковским свяжитесь. Для него я — «нарком». С Лихаревым тоже можно, если он сейчас свободен. Знаете таких? Должны знать. В крайнем случае — напрямую с товарищем Сталиным. Он ждет сейчас у себя на даче моего сообщения. Псевдоним — «англичанин». Имейте в виду — промедление обойдется вам очень дорого, и потеряете вы гораздо больше, чем надеетесь выиграть. А ты сам-то кто?!

Убивать людей просто так Антон не привык, но подавлять эмоционально, если они не «держатели», — входило в число основополагающих профессиональных навыков. Тон, названные имена и резкий переход на «ты» мог сбить с настроя любого функционера, особенно занимающего не слишком высокое место в здешней партийно-феодальной иерархии, но более-менее информированного. Попадись Антону обычный участковый, с ним подобный стиль не сработал бы. Так простые участковые на таких машинах и не ездят.

— Капитан госбезопасности Ермилов…

Чин немалый, и то, что он лично явился «на задержание», кое-что значило.

— Отлично, Ермилов. Четко работаешь. Только вот что я тебе скажу… Нет, ты давай, звони, чтобы недоразумений не было. Людей своих, быстренько, пошли, чтоб ворота закрыли и оружие — наизготовку. Есть серьезные основания…

Антон подумал, а что, если на этой «петле», которую он прожил всю и перебрался в Крым уже после Лондона и предыдущих событий, покушение на «отца народов» произошло вчера-позавчера? Отсюда и такая бдительность… Проверить?

— Помнишь, что недавно именно здесь случилось? — спросил он чекиста. — Вот то-то же. Я по этому делу и работаю.

Игра практически была сыграна. К такому напору капитан не готовился. Но все равно, то, что он со своей гвардией оказался именно здесь и сейчас, настораживало. Снаряд два раза в ту же воронку не падает, и держать засаду на месте уже случившегося неудачного покушения — бессмысленно. Значит, здесь нечто другое.

— Эй, ты, — крикнул Антон ближайшему чекисту. — Пистолетик мой подними и подай. Рукояткой вперед. Можешь на предохранитель поставить.

Опять обратился к Ермилову:

— Да ты выйди из машины, выйди. Или боишься чего?

Форзейль, предлагая гугэбэшнику позвонить куда следует, не блефовал. Он сразу увидел, что машина оснащена редким по тем временам радиотелефоном. В полста килограммов весом и берущим километров на десять максимум, но все же — прогрессивная техника.

Для смягчения настроя Антон вынул из кармана портсигар, сам взял папиросу и протянул капитану.

— Курнем пока. До ответа Заковского никаких резких движений не делаем, ни ты, ни я. Договорились? Или ты до сих пор на Ежова работаешь? Тогда рискуешь ошибиться…

— О чем вы? У меня задание независимое…

— Тогда я могу свой пистолет забрать? Он мне дорог. Тем более — на предохранителе…

Взял оружие из рук сотрудника, небрежно сунул в карман, но предохранитель по пути снова сдернул. Мало ли как повернется… Убирая портсигар под поясной ремень, тоже перевел его в ждущий режим. В случае чего — только кнопку нажать, тычком большого пальца.

И тут же вдруг почувствовал, что издалека, пока еще издалека, потянуло тем же запахом, ментальным, но не физическим, предвещавшим появление монстров или теперь уже чего-нибудь похуже.

А не от пассажиров ли черного автомобиля, их мелькающих по двору теней?

Время не ждет!

— Еще, капитан, слушай сюда! — со всей доступной ему степенью резкости и убедительности почти выкрикнул Антон. — Связь связью, но свою операцию я тебе сорвать не позволю… Водитель, быстро, давай сюда монтировку. Я сказал — быстро!

Дисциплинированный сотрудник вопросительно глянул на начальника. Тот кивнул и одновременно жестом приказал остальным людям подтянуться поближе.

Антон поддел удобным инструментом крышку, почти отбросил ее в сторону, скользнул по ржавым шершавым скобам вниз, нащупал ту самую щель, отковырнул не успевшую в тепле окаменеть или смерзнуться грязь. Наткнулся пальцами на банку, на зубцы неаккуратно взрезанной крышки. Значит — оно!

Сунул добычу во внутренний карман. Проверять, что там внутри, гомеостат или нечто другое, записные книжки чьи-то, а то и бриллианты испанской короны, не было ни времени, ни желания. Условие четкое: принести, не вскрывая. «Не мое дело. Воронцов за Книгой в сорок первый ходил, я за банкой — в тридцать восьмой. Параллелизм, однако. Или — тенденция…»