Вприпрыжку юноша сбежал со склона и наткнулся на Феба, который стоял на берегу какой-то грязной лужи и вел пальбу по лягушкам. Большая часть жертв ускользнула от его гнева.

Но две или три все же плавали кверху брюхом, раскинув лапы среди зеленой тины, как заправские утопленники. Достойный трофей!

Сначала Гиакинфа разобрал хохот, но лишь когда Аполлон повернул к нему голову и тоже начал смеяться, мальчик понял, что не может остановиться. Его колотила нервная дрожь, ноги подкашивались. Юноша повалился на траву, солнечный лучник рядом с ним.

— Ты ведь не уйдешь? — спросил он.

— А ты будешь плакать? — Гиакинфу самому не понравился капризный тон, с каким он произнес последние слова. Аполлону же они живо напомнили манеру Ганимеда.

— Нет. Я тебя выдеру. — Лучник отвесил другу подзатыльник.

Тот не обиделся, но оказал сопротивление, пнув Феба ногой под коленку. Они покатились по траве, продолжая хохотать.

— Пойдем сыграем в диск, — предложил юноша, когда оба устали драться.

— Пожалуй, — кивнул гипербореец. — Только не беги быстро, я устал.

На вершину горы они вернулись в обнимку, чем немало потрясли Марсия. Тот, видимо, уже похоронил Гиакинфа.

— Подбери челюсть! — крикнул ему Аполлон. — Оторвется.

Это была реальная угроза: высохшие кожа и мышцы уже едва удерживали кость.

Друзья забрали диск из пещеры и отправились на ровную площадку. Это был широкий мыс, выдающийся на север. Отсюда долина открывалась как на ладони.

— Хорошо, что нет ветра, — бросил Аполлон, — тарелку не унесет.

Но ветер появился, стоило начать кидать. Благо тяжелый золотой диск не испытывал никаких помех. Он со свистом резал воздух, перелетая от одного игрока к другому. Аполлон отметил про себя верный глазомер и точные удары юноши. «Пора приучать его к луку», — решил он. Давно не игравшему Фебу пришлось туго. Он даже пару раз сжульничал, усилием воли притянув тарелку к своим намагниченным колдовством пальцам. Но Гиакинф ничего не заметил. «Честный малый!»

Диск резал ветер, а ветер никак не мог овладеть им. Это веселило друзей.

— А ну-ка, Зефир, прибавь силенки! — крикнул Аполлон, подскакивая и ловя тарелку.

— Включайся в игру! — вторил ему Гиакинф. — Что же ты?

На мгновение Аполлону показалось, что во время следующего броска диск ненадолго застыл в воздухе, словно чья-то невидимая рука перехватила его на полдороге. Отчего-то сердце его сжалось, он расхотел бросать.

— Давай! — Раззадорившийся Гиакинф тяжело дышал.

— У меня заболела голова, — скривился Феб. — Пойдем домой.

— Еще немножечко! — взмолился мальчик. — Последний разок!

— Ладно.

Лучник кинул, как отмахнулся. Не впол, а в четверть силы. Ему и не могло прийти в голову, что диск полетит с такой скоростью, по дуге гораздо более низкой, чем он хотел. Гиакинф не успел увернуться. Не успел даже вскрикнуть. Но успел испугаться. Аполлон ясно увидел это в его расширившихся глазах. Тяжелый диск ударил мальчика прямо в лицо. Кровь брызнула во все стороны. Гипербореец закричал.

Он не знал, сколько стоял вот так и орал, не в силах осознать, что произошло. Он только что своей рукой убил Гиакинфа. Гиакинфа? Гиакинфа!!! И все сначала, на новом вздохе, с утроенной силой. Наконец Феб повалился рядом с телом своего любимца и начал гладить его взмокшие от крови волосы.

— Ай, ай! Ай, ай! — причитал он и тут заметил, как по рукам и ногам мальчика скользят неуловимые прозрачные струйки воздуха.

— Ты? — выдохнул гипербореец и вцепился Зефиру в хвост. — Ты, гадина?

Ветер задул и затрещал перепончатыми крыльями, стараясь вырваться. Но в Аполлоне проснулся солнечный бог, его ладони обжигали, а кулак невозможно было разжать.

— Зачем? — прохрипел он. — Говори! А то сожгу.

Ветер нельзя сжечь. Но можно скомкать и затолкнуть в сосуд, а тот, в свою очередь, выкинуть в море, зарыть в земле, похоронить среди вечного забвения. Все это Феб пообещал Зефиру, если тот не развяжет язык. Лучник с такой яростью хрустнул суставами пальцев, что ветер понял: еще немного — и ему оторвут крылья, как бабочке.

— Ну хорошо! Хорошо! — зашипел он. — Зевс послал меня. Он не терпит, что б у кого-то что-то было лучше, чем у него.

— Завистливый демон! — простонал Аполлон. Впервые со времени гибели Асклепия ему захотелось вцепиться в кудрявую бороду Зевса и разорвать ему зубами горло. Тыльной стороной ладони Феб вытер мокрое лицо, намотал ветер себе на кулак и, вскинув тело Гиакинфа на руки, понес к пещере. Из раны на голове мальчика текла кровь. Везде, где падали ее тяжелые темные капли, из травы поднимались белые как снег цветы с красными рябинами на лепестках.

На этот раз Марсий не сказал ни слова. Его глупая голова смотрела с дерева широко выпученными глазами, и в них читалось сожаление. Рапсод сочувствовал своему убийце: он ведь не хотел! Но с другой стороны, разносчик смерти всегда остается собой. Таков его рок. Лучник снес голову Гиакинфу, играя. Шутя и пересмеиваясь с собственной жертвой.

Аполлон взял золотой диск и, размахнувшись, расколол его о камень. Половину он выбросил в пропасть, а у другой старательно выломал середину, так что она стала похожей на серп с зазубренными краями. На золоте все еще темнели пятна крови Гиакинфа.

— Передай это Зевсу. — Феб разжал кулак, и освобожденный Зефир выскользнул на волю. — Он поймет.

Притопив лодки на мелководье, пираты двинулись вверх по склону. Пленники шли в хвосте процессии. Их даже не связали — здесь некуда было бежать. Вокруг простирались совершенно дикие места. Меотийское побережье, изрытое бухтами с множеством пещер и гротов, предоставляло прекрасное убежище для морских грабителей. Далеко выдающиеся в море мысы позволяли дозорным заранее оповестить товарищей о приближении купеческого судна или военной триеры. Выше по склону начинались сухие сосновые леса, где легко было спрятать награбленное.

Сейчас Асандр и еще несколько пленников тащили по каменистой тропе тюки с потопленной лодки. Воинственные мермекианцы не особенно подгоняли рабов. В этих пустынных местах они были хозяевами и никого не боялись. Пираты свистели, сбивали палками туевые шишки и, кажется, были не слишком огорчены потерей остального груза. Грабители пробивались понемногу — то там, то здесь. Из разговоров можно было понять, что люди теперь не в большой цене. После войны пленные стоят меньше обола. По дорогам слоняются целые толпы бездомных — бери голыми руками — да везти не куда! Рынки переполнены.

Если бы был большой корабль, пираты подались бы за море и продали живой товар в Киликии, где платят золотом! Но на «угрях», как мермекианцы презрительно именовали свои юркие плоскодонные лодки, они не рассчитывали добраться дальше Нимфея. «Выйти в Эвксин и накрыться первой большой волной!» — таково было общее мнение.