Эрин. Ты пугаешь меня.

Ридли. Я сам боюсь, но буду продолжать до конца.

Эрин. До конца чего?

Ридли. Есть одна группа, к которой я принадлежу, у нас имеется план мятежа против руководства Плейграунда. Нужно освободиться от их диктатуры; они контролируют любое наше движение и обманывают нас, говоря, что мы свободны.

Эрин. Невозможно добиться того, чего вы хотите.

Ридли. Лучше погибнуть, чем быть частью этой системы.

Эрин. Ты имеешь что-либо общее с Кандинским?

Ридли протягивает ей сложенный вдвое листок. Эрин разворачивает его и читает адрес. Флавия копирует его; она подозревает, что адрес может привести к Рафаэлю.

Тишина в отеле нарушается шумом шагов на лестнице. Ридли вскакивает с постели и быстро надевает брюки; не прощаясь с Эрин, он открывает окно и прыгает на соседнюю крышу. Эрин видит, как он скрывается. Через несколько секунд двое военных полицейских ударом ноги распахивают дверь.

РМ 235. Не двигаться!

Флавия решает, что она никому не навредит, если скажет правду.

Эрин. Он ушел вон туда.

Раздосадованная Рут убеждается, что ее опасения подтвердились: все двери университета закрыты; у главного входа, возле бронемашины, расположились солдаты в защитных жилетах, в касках и с автоматами. В пятидесяти метрах от них группа студентов выкрикивает оскорбления в их адрес. Другая группа расположилась напротив военных, которые несут караул у дверей "Макдонаддса", нескольких метрах от главного входа в университет. Все окна "Макдоналдса" разбиты. С начала занятий Рут много раз обедала и даже готовилась к занятиям в этом чистом, ярко освещенном здании с убранными туалетами, в которых всегда есть туалетная бумага.

У нее болят ноги – она прошла достаточно много. Не нужно было надевать туфли на таком высоком каблуке Она закуривает сигарету: черный табак, который так нравился ее родителям.

Рут старается успокоить себя: даже если они обнаружат черновик ее рукописи, будет невозможно полностью расшифровать текст, бесконечные обвинения в адрес правительства. Каждая из глав написана с помощью определенного шифра, а чтобы разобраться в них всех, нужна специальная тетрадь кодов, которая хранится в надежном сейфе "Центробанка". Каждый из этих шифров использовался всего один раз; их применяли нацисты во времена "Энигмы" (нет, один засветился дважды, и как раз этот факт дал криптоаналитикам возможность раскрыть код); что ж, нацисты тоже допускали ошибки; наверное, они слишком уж полагались на безукоризненность "Энигмы"; или, возможно, такой промах был допущен просто из-за усталости…

Она обойдет здание. Возможно, ей больше повезет у одной из боковых дверей. По крайней мере она избежит встреч с кем бы то ни было. Рут докуривает сигарету, бросает окурок и встречается взглядом с университетскими знакомыми; их лица осунулись; некоторые из них – ее студенты. Она и не знала, что в этих с виду таких спокойных молодых людях таилась взрывная энергия, и достаточно было лишь небольшого толчка для того, чтобы она вырвал ась наружу. Может быть, спокойствие, которое они сохраняли, их левый конформизм были несколько преувеличенными формами той покорности, когда человек просто не может найти выход. Подобно тем смертельно больным, которые, кажется, принимают свое положение с улыбкой и без обиды, а на самом деле месяцами, по утрам или днем, когда яркое полуденное солнце врывается в комнату, надрываются в беззвучном вопле отчаяния…

Так странно видеть безлюдные университетские дворики, огромный навес в центре – пустынный, без студентов, которые так часто укрывались в его тени… За окнами четырехэтажного здания пустые аудитории и кабинеты; парты, на которых валяются брошенные в спешке тетради и учебники; доска с ругательством в адрес какого-то преподавателя; шумит все еще работающая в столовой кофеварка, из которой вырывается пар. В который раз в стране закрывают университеты. И скоро, как это бывало раньше, полы в здании будут загажены лошадиным навозом… Сколько тревожных воспоминаний вызывают эти замки и засовы… Сколько поколений осталось без полного высшего образования? Поколения 1970-х, 1980-х годов… Молодежи 1990-х повезло чуть больше. Колесо истории крутится, и многие события повторяются вновь и вновь…

Она тоже не закончила образование из-за того, что Монтенегро закрыл университеты. И у нее так и нет официального диплома историка. Благодаря ее работе на правительство ей присвоили фальшивый титул. Может быть, это и было основной причиной ее нетерпимости по отношению к Монтенегро, а вовсе не какие-то там принципы? Теперь она живет в постоянном страхе быть разоблаченной и уволенной за обман. Тогда ей придется распрощаться с любимой работой и стать жертвой насмешек.

У боковой двери, выходящей на Лимонную улицу, стоят трое солдат. Рут набирается храбрости и направляется к ним, приняв как можно более жалобный вид. Она уже собирается войти, как один из солдат мрачно произносит:

– Сеньора, вход воспрещен.

– Я здесь работаю, – говорит она, показывая свое университетское удостоверение. – Я преподаватель, мне необходимо на минутку зайти в свой кабинет. Это очень срочно.

– Сожалею. Приказ есть приказ.

Рут знает, что приказы никогда не являются приказами в буквальном смысле этого слова. Их всегда можно нарушить, нужно лишь выбрать подходящий момент и предложить приемлемую цену.

– Офицер, пожалуйста. Поймите меня. Возможно, университет закрыт на несколько недель. И если я не войду сейчас, то я еще долго не смогу войти. Представьте, что приказ еще не пришел и вы получите его, едва я выйду из здания. Если вы окажете мне эту услугу, я сумею отплатить вам так, как вы сочтете нужным.

Неопровержимая логика, ничего не скажешь: позвольте мне войти, так как дверь только что закрыли. Может быть, ее закрыли всего пять минут назад, и еще не поздно открыть ее снова.

Солдат озадаченно смотрит на нее. У него мощная, воинственная челюсть. Форменная куртка расстегнута до самого живота.

– Если хотите, пойдемте со мной.

– Я не офицер, а простой солдат, хотя благодарю вас за повышение (купюры тем временем тихонько, без лишних свидетелей, меняют своих хозяев).

– Я горжусь тем, – безбожно льстит Рут, – что в такой трудный для страны момент вы поддерживаете мирные отношения с гражданскими.

Солдат смотрит на своих товарищей, будто спрашивая у них разрешения нарушить приказ, намекая на то, что потом они тоже получат свою долю. Те едва заметно кивают, делая вид, что нет никакого нарушения закона. Речь идет о простой формальности.

Солдат отпирает дверь. Рут заходит внутрь, еще до конца не веря, что ее слова возымели действие. Она идет рядом с солдатом в направлении основного блока зданий; высоко поднимает голову, почувствовав в себе силу; прикидывает, сколько денег у нее в кошельке.