Всеми забытые московские речки — градостроители боролись и борются с ними как с досадной помехой в развитии своих планов… Между тем в 1660-х годах австрийский посол Мейербер напишет примечательные слова: «В Москве такое изобилие всех вещей, необходимых для жизни, что ей нечего завидовать никакой стране в мире. Хотя она далеко лежит от всех морей, но благодаря множеству рек имеет торговые сношения с самыми отдаленными областями». В этой сложной системе древних коммуникаций реке Сходне-Всходне принадлежало особое и немаловажное место. Примерно с X века жителям Подмосковья был известен водный путь: река Москва — река Всходня — волок — Уча — волок, а затем через Волгушу, Яхрому, Сестру и Дубну открывалась дорога на Волгу.

По-своему важной в то время была Братовка. При впадении Братовки во Всходню, на своеобразном оборонительном рубеже, возникло поселение, и жизнь здесь не прерывалась на протяжении десятков веков. Об этом свидетельствуют находки археологов, что же касается известных нам документальных упоминаний о Братцеве, то наиболее раннее из них относится к началу XVII века — собственно Смутному времени, когда разыгрывалась на здешних землях одна из национальных трагедий.

В 1608 году на взгорье между речками Химкой и Всходней разбил свой лагерь Тушинский вор. Самый смысл относящихся к началу XVII столетия документов свидетельствует, что существовало селение давно, но именно в Смутное время успело превратиться в пустошь Горетова стана — тогдашней территориально-административной единицы — и перейти во владение «дьяка Посольского приказа А. И. Иванова». Так, во всяком случае, утверждала заметка в энциклопедии «Москва». Деревенька, несомненно, представляла немалую ценность для дьяка, вот только относительно имени его все обстояло не так просто.

Приведенные автором заметки инициалы говорили о том, что имелся в виду один из наиболее известных дьяков XVII столетия Автоном Иванович Иванов, владелец земли, на которой стоит старое здание Российской библиотеки — Пашков дом. Но в подлинных земельных документах Братцева имя Автонома Иванова нигде не встречается. Еще важнее то, что деятельность А. И. Иванова относилась собственно к последней трети XVII века — началу XVIII столетия. В братцевских же материалах Смутного времени присутствует дьяк Александр Иванов.

Выявление генеалогических связей в самых родовитых семьях нередко дается с большим трудом, осложняют дело многочисленные ошибки в существующих родословных справочниках. Тем более неразрешимой должна быть задача с рядовым дьяком — сколько их просиживало от зари до зари во множестве приказов, осуществлявших руководство Московским государством!

Однако послужной список Александра Иванова — фамилией ему еще служило отчество — можно восстановить за годом год, а в некоторые периоды даже месяц за месяцем.

Первая отмеченная делами Поместного приказа служба Александра Иванова с 1 декабря 1614 до 11 июня 1615 и в августе 1616 года — в Панском приказе, где он уже числится дьяком. Из более чем семидесяти приказов, осуществлявших государственное управление, Панский исчезает первым, и исследователи еще до конца не выяснили его функций. По некоторым предположениям, они были связаны с отношениями Московского государства с Польшей и Литвой. Необходимость в нем исчезла непосредственно после заключения мира со Швецией и Польшей, около 1620 года.

Но еще в период существования Панского приказа дьяк Александр Иванов несет службу летом 1617 года вместе с князем Д. М. Пожарским по сбору «пятинных и запросных денег», а две зимы между 1617 и 1620 годами проводит в Чебоксарах. В 1621–1622 годах он числится дьяком «на объездах в Москве», в 1623 году — в приказе Новой чети. Дальше шла служба в Сыскном приказе при князе Д. И. Долгоруком и самостоятельное руководство Казачьим приказом. Засиживаться на одном месте в приказных делах не удавалось. Со смертью Александра Иванова пустошь Братцево была передана в род служилых дворян, точнее — выбившихся в это звание бывших подьячих.

Братцево. А. Воронихин. Главный дом. Конец XVIII в.

Вряд ли кому-либо из специалистов по генеалогии пришло в голову заниматься родословием незнатных и небогатых дворян Зубовых, если бы не «случай» одного из представителей семьи в последние годы правления Екатерины II. Последний фаворит старой императрицы, награжденный поместьями, деньгами, графским титулом и бесчисленными должностями, сразу оказался среди самых знатных людей государства, а следовательно, должен был иметь и восстановленное генеалогическое древо, каким бы скромным у своих корней оно ни выглядело.

Из сыновей некоего Никиты Иванова, по прозвищу Ширяй, во времена Ивана Грозного выделился Игнатий Никитич Зубов, дьяк, исполнявший обязанности своего рода начальника штаба при корпусе в Смоленске. По старой памяти звали этого смоленского помещика то Игнатием Ширяем, то Игнатием Зубовым. Известно, что в 1575–1576 годах довелось ему с другими подьячими кормить от царского лица в Можайске цесарских послов, в 1578–1579 годах служить дьяком Поместного приказа, а в 1580-х быть писцом сначала Заволочья и Ржевы Пустой с уездом, потом так называемым валовым писцом Арзамаса и Арзамасского уезда. Зато три его сына записаны уже служилыми дворянами по Московскому списку. Иван сидел при Михаиле Романове на воеводстве в Березове, Алексей — в Астрахани, Матвей состоял при патриархе Филарете патриаршим дворецким в 1631–1633 годах, а в начале 1640-х — судьей московского Судного приказа.

В 1629 году Братцево достается астраханскому воеводе Алексею Игнатьеву Зубову. Алексей Зубов детей не имел и завещал эту свою подмосковную, теперь уже деревню, брату Матвею. И снова связанные с деревней документы помогли внести уточнения в общепринятые даты. Если «Словарь Русского Исторического общества» называет годом смерти А. И. Зубова 1632 год, то акты наследования указывают 1637 год, когда Матвей Игнатьевич и вступил в права владения, оговоренные духовной брата.

Деревушка продолжала оставаться небольшой и небогатой, даже в масштабах средней руки служилых дворян не слишком ценной, так что М. И. Зубов отдает ее в приданое за своей дочерью Анной, которая в 1649 году выходит замуж за московского дворянина Кирилла Осипова Супонева. В свою очередь, А. М. Супонева-Зубова предпочитает восемью годами позже продать Братцево. Согласно Писцовой книге 685 и делам Поместного приказа, в 1657 году владельцем Братцева стал боярин Богдан Матвеевич Хитрово.

Как никого другого, следовало Б. М. Хитрово называть полным именем-отчеством: и чтобы не спутать с многочисленными представителями могущественного, прочно укоренившегося в придворных делах семейства, и чтобы отдать должное той роли, которую довелось ему сыграть при дворце. Даже известный боярин Артамон Матвеев, считавшийся воспитателем матери Петра I, царицы Натальи Кирилловны, никогда не пользовался таким влиянием и возможностями, никогда не знал подобных почестей. От чего это зависело — от таланта, энергии боярина?

Об организаторских способностях Б. М. Хитрово действительно можно говорить, но, занимаясь делами политическими и военными, он одинаково и выигрывал и проигрывал данные ему поручения. Вопрос другой, что ни один проигрыш не пошел ему во вред, не вызвал царского недовольства или опалы. В русской истории с ним связано основание Симбирска. Был он отправлен в 1648 году тогда еще девятнадцатилетним царем Алексеем Михайловичем «для строения новых городов от реки Берша до реки Волга». Не удалось ему посольство в Польшу, зато с успехом принимал он участие в осаде Смоленска, взятии Минска, Вильно, Ровно и Гродно. Сорока одного года — по тем временам возраст немалый — участвовал во взятии Динабурга, Кокенгаузена, Риги и в войне со Швецией.