– Вот оно, жесткое китайское порно! – заключила моя Тяпа.

Тут мои раздумья о разнообразии существующих в мире эротических утех нарушил новый телефонный звонок. Танечка интересовалась, удалось ли мне внести ясность в пасмурный русско-китайский слог. Я не скупясь поделилась с ней своими соображениями и выключила телефон.

То есть я подумала, что выключила, а оказалось – нет. К новому мобильнику я еще не привыкла и то и дело нажимала какие-то не те кнопочки.

– Ой! А это еще что такое? – я с удивлением уставилась на экранчик, после нажатия на очередную неправильную кнопочку неожиданно украсившийся сложным геометрическим орнаментом.

Присмотревшись, я поняла, что это вереница затейливых иероглифов – то ли японских, то ли китайских. Это открытие меня взволновало. Не потому, что я прежде никогда не видела иероглифов – очень даже видела, вся реклама нашего кубанского форума в Китае была выполнена такими дивными этническими закорючками, – просто у меня возникло одно очень неприятное соображение. Я проверила его, бессистемно потискав кнопочки, и убедилась, что в памяти телефона хранится русско-японский словарь.

– М-да, нехорошо получилось, – быстро смекнув, чем это пахнет, задумчиво протянула моя Тяпа.

– Погодите-погодите! – заволновалась Нюня. – Вы думаете, это мобильник кого-то из наших японцев?

– А много ли в российской глубинке найдется людей, способных забить тридцать два мегабайта машинной памяти японскими иероглифами? – задала я встречный вопрос.

– Резонно, – согласилась Тяпа. – И что получается? Получается, что ты, Танюха, не просто краденый мобильник купила. Ты купила мобильный, украденный именно у того человека, о безопасности и благополучии которого должна неусыпно заботиться!

– Может, японец сам продал телефон тому парнишке? – предположила Нюня.

По тону было ясно, что она сама не верит в такую вероятность.

– Ага! Подарил! – фыркнула Тяпа.

А я немного подумала и решила:

– Вот закончится наше изгнание, я обязательно разберусь, чей это телефон, и верну его законному владельцу.

Это благородное решение отчасти успокоило мою совесть по имени Нюня.

– Обед! Обед! – с преувеличенно ласковыми интонациями пастушки, сзывающей заблудших овечек, покричала в холле мадам Шульц.

Я решила, что вполне обойдусь без трапезы, это пойдет на пользу и моим нервам, и моей фигуре.

Минут через пять, когда все прочие постояльцы «Либер Муттер», по моим расчетам, собрались в столовой, я проскользнула в тот номер, который еще недавно считала своим. Предчувствия меня не обманули, атлант Никита в припадке буйства сломал-таки замок, так что дверь была приоткрыта, и я без труда проникла в помещение. Собрала в охапку свои вещички и окончательно переселилась в тихий и темный чуланчик без сквозняков и соседей.

Подсвечивая фонариком, я пролистала русско-японский словарик Тверского-Хацумото, но не смогла в достаточной степени увлечься этим полезным печатным изданием. Поэтому развлекла себя тем, что легла на пол, свесила в люк голову и руку с фонариком и в максимальном приближении изучила банки с заготовками. Мысль о том, что при наличии желания, лестницы и консервного ножа я запросто могу жестоко объесть противного жадину Шульца, грела мне сердце.

Разглядев в первом ряду банку с моим любимым клубничным вареньем и запомнив ее расположение, я прикрыла пугающий черный проем просторной разлапистой картонкой, которую получила, разобрав одну коробку из обширного штабеля. В ней помещались приржавевшие жестянки с зеленым горошком, из которых я соорудила премилый лилипутский заборчик вокруг провала. Обезопасив, таким образом, себя от случайного падения в склеп с провиантом, я завалилась на раскладушку, сунула под голову томик русско-японского словаря и стала призывать Морфея, в объяитях которого бедная усталая девушка могла бы забыться сладким сном.

Надо ли говорить, что древнегреческий бог сновидений мерещился мне высоким молодым мужчиной атлетического телосложения, с серыми глазами, светлыми волосами и нахальной улыбкой?

Уснуть мне не удалось. Тихому часу помешали не только мысли о сексапильных красавцах из древнегреческого пантеона, но и беспокойство о моей собственной безопасности. Поворочавшись с боку на бок, как голодная Баба– яга из русской сказки, примерно с полчасика, я освободила раскладушку от тяжести своего бренного тела.

На внутренней стороне двери чулана не имелось ни щеколды, ни задвижки. Удивляться этому, в общем-то, не стоило: чуланы, кладовки, шкафы, морозильные камеры и прочие подсобные помещения, которые по умолчанию считаются нежилыми, крайне редко оснащаются внутренними запорами в расчете на психов, которым приспичило бы прятаться от внешнего мира в продовольственных складах.

– У кого вообще могло возникнуть подобное желание? – добросовестно задумалась над вопросом моя Нюня. – У монаха-отшельника, страдающего булемией?

– И у нашей Танюхи! – захохотала Тяпа.

– Помолчали бы вы! – пробурчала я, подтаскивая к двери коробку, полную жестянок с горошком. – Шутки шутить все горазды, а тяжести ворочаю я одна!

Второе и третье «я» устыдились и оставили меня в покое (Тяпа, правда, замолчала не раньше, прежде чем с чувством напела мне в помощь куплет из старинной бурлацкой песни «Дубинушка»). Я придавила незапирающуюся дверь башенкой из трех коробок, поставленных одна на другую, и только после этого вновь завалилась на раскладушку.

Баррикада из банок с бобовыми оказалась плохой заградительной системой и хорошей сигнальной. Когда три коробки по сорок восемь жестянок в каждой грянули на пол, послышалось громовое «Бу-бух!», и моя раскладушка подпрыгнула, как испуганный козлик. Она даже проблеяла что-то жалобно-скрипучее.

– По местам стоять, с якоря сниматься! – машинально пробормотала я, катапультируясь с брезента.

В чулане было темно, но в щель открытой двери протянулась светлая дорожка из коридора. Сначала она стала шире – дверь еще приоткрылась, а потом почти пропала: свет заслонила крупная темная фигура.

– Кто это? Что вам надо?! – трепыхнулись мы с Нюней, пока Тяпа шарила по полу в поисках упавшего фонарика.

– Привет! – весело произнес знакомый голос.

Снайперски наведенный луч фонарика высветил довольную физиономию Никиты. Я качнула фонарик вверх-вниз, и размытый круг света послушно пробежался по фигуре современного атланта с головы до ног и обратно.

Красавец уже не был топлесс («Увы!» – вздохнула моя бесстыжая сущность), он надел к синим джинсам голубую майку с задиристой надписью: «I am vandal».

– «Я вандал», – без труда перевела моя внутренняя умница.

В это легко было поверить. С такой мускулатурой атлант запросто мог крушить целые цивилизации! Кстати, скаля зубы, как конь (вне всякого сомнения, троянский), незваный гость прятал свои верхние конечности за спиной. Я поднялась на цыпочки, чтобы посмотреть, что у него в руках. Меня не особенно удивило бы, окажись там шипастая палица или обоюдоострый меч.