обязательно. Тем более докторам. Занимайтесь своим делом! — Фалви был зол.

— Да пожалуйста. Только вот в своем отчете я должен кое-что написать…

— Про что?

— О поведении в истинном облике…

— Да как хотите, — Фалви махнул рукой, но наткнулся на мой разъяренный взгляд и снова посмотрел на доктора. — Что вы имеете в виду, Гарван?

— То, что интеграция невозможна. Для семьи из Дерри. Если они не контролируют себя в волчьем облике, значит… Думаю, комиссия сочтет их случай в действительности неудавшимся.

Фалви резким движением вытолкнул меня за дверь.

Глава 13

Мы прошли с ним по длинному больничному коридору. Меня трясло от бешенства. Сержант поглядывал на меня, но молчал. Взял со стоянки служебную машину, мы сели в нее и поехали на юг. Я смотрел в окно на промелькнувшие мимо нас улицы Дублина, на потянувшиеся зеленые холмы.

— Фалви…

— Даже не думай.

— Я у вас никогда ничего не просил…

— Ты ничего не изменишь. И даже слышать ничего не хочу! Думай лучше о своих близких.

— Дайте мне пять минут переговорить с ними!

— Нет, — он разглядел в моих глазах ненависть. — Слушай внимательно, Руари. Уже поздно. Зная Гарвана, он уже позвонил куда надо в Дерри. Так что, скорее всего, никакой комиссии не будет.

— Но он же всего лишь доктор!

— У него есть влиятельные знакомые. По Охоте.

Я бездумно смотрел вперед. В конце концов нервное напряжение меня измотало окончательно, и я заснул. Разбудил меня негромкий голос Фалви.

— Да, я понял. Вечером пришлю отчет. Нет, у нас все под контролем, сэр. Нет, с тех самых пор мальчишка ведет себя идеально. Не беспокойтесь. У меня есть точки влияния. А он не дурак. Да, я по-прежнему так считаю. Большой потенциал.

Фалви убрал мобильный, вздрогнул, увидев, что я не сплю и смотрю на него.

— Слышал?

— Да.

Он молчал, поглядывая на меня. Но не стал ничего рассказывать, а я не стал спрашивать. Все было ясно и без того. На заправочной он остановился. Вернулся оттуда с пакетом, распахнул дверь и не увидел меня.

— Я не сбежал, Фалви, — произнес я с заднего сиденья.

— Мне было бы спокойней, если бы ты сидел рядом.

— Не хочу.

Он плюхнулся за руль, обернулся, протянул мне пакет. Я заглянул туда, обнаружил там несколько сэндвичей и восемнадцатилетнего «Джеймсона».

— Меня это должно утешить?

— Тебе видней.

— Обойдусь.

Я отвернулся к окну, а сержант бросил пакет на соседнее сиденье. В молчании мы доехали до моего дома.

— Завтра придешь ко мне. Надо найти того индейца. Жду тебя в десять утра.

Я зашел в дом. Семья, как обычно, ужинала втроем. Отец внимательно посмотрел на меня. Я едва заметно кивнул, мол, все в порядке. Сел за стол.

— Надо же, Руари, в кои-то веки мы видим тебя за семейным столом, — мать улыбнулась. — Конец света не случился?

— Я бы с удовольствием на него посмотрел.

Она поставила передо мной тарелку, положила еды. После ужина захотелось спать. Но я выпил крепкого чаю и незаметно ушел из дома.

Добрался до парка. Пэйви уехали. Даже мусор успели за ними убрать с газонов. Но запах цыган тянулся на запад тяжелым насыщенным шлейфом. Я снял с себя одежду, аккуратно сложил в одном из своих тайников, надел на шею небольшую холщовую сумку. Перекинулся волком и побежал по следу.

До пэйви я добрался глубокой ночью. Они разбили лагерь на вершине одного из холмов на пути в Килларни. Я обошел лагерь кругом, но индейцев среди них не оказалось.

Я направился назад, еще внимательнее принюхиваясь к следу. На полпути домой обнаружил едва заметный их запах, который уводил на юг. Нашел я этих «команчей» спящими вокруг костра. Перекинувшись обратно человеком, снял с шеи сумку, извлек оттуда пакетик, высыпал на ладонь пепел болотника и ровными витками вывел вокруг них «огненную спираль».

В руках возникла флейта, и я поднес ее к губам. Ночь наполнилась тихими нотами, словно задувший ветер запутался струями в стеблях вереска, заплескал волнами в небольшом озере среди холмов, задышал в языках пламени, пробуждая в рассыпанном пепле искры. Запахло медовым дымом, сладким, делавшим сон еще крепче.

Я заиграл сильнее. Флейта пела бархатисто, тёмно. Громче и громче. Искры разгорались в пепле, с внешнего конца спирали поднимались узкими красными языками, тянулись к полной еще Луне. Когда переливы флейты смолкли, шумело лишь пламя, да лопалась кожа на индейских барабанах.

Фалви утром в Управлении меня не дождался. Приехал к нам домой.

— Мистер Конмэл, мне нужен Руари, — сказал он открывшему дверь отцу.

— Зачем?

— Нужно найти того индейца.

— И вы ничего лучше не придумали, как тащить моего сына с собой? — в голосе Мака слышалось недовольство. — А если тот опять его проклянет? Вы понимаете, что, если бы Руари вчера ночью не заснул под омелой, то был бы мертв?

— Мистер Конмэл, позовите Руари, — жестко произнес сержант.

До порога, за которым стоял Фалви, я не дошел. Привалился спиной к стенке холла и сполз по ней на пол. Отец хмуро смотрел на меня, но молчал.

— Послушайте, сержант, сэр, мне, честно говоря, чертовски хреново после вчерашнего, — произнес я.

— Полицейский маг всё убрал, — заметил Фалви, но мой бледный вид его, похоже, не на шутку встревожил. — Может быть, еще раз стоит проверить?

— Кажется, он перестарался, — произнес я. — Так что увольте меня от новых проверок и чисток. Мне просто отлежаться надо и в себя прийти.

— Ладно, — сдался Фалви.

Мак захлопнул за ним дверь, шагнул ко мне и, вздернув за шкирку, прошипел в лицо:

— Ты когда успел надраться?

— Па… Мне нужно что-то сказать тебе, па…

Я подался вперед, утыкаясь лицом ему в грудь. Отец, который собирался задать мне трепку, передумал, ощутив мое состояние.

— Что случилось, Руари?

— Мы остались одни, па… Только маме и Рианнон не говори. Не надо их пугать. Если бы не этот чертов индеец…

Я рассказал ему о том, что случилось в дублинском центре. От воспоминаний меня трясло. Отец обнимал меня, прижимая к себе.

— Все будет хорошо, Руари, — шептал он.

— Не будет. Не будет… Это конец, па. Конец…

— Держи себя в руках. Руари, ты меня слышишь! Не смей! Не смей ничего делать! Не смей!

Он сдавил так, что у меня затрещали кости.

— Па…

— Даже если ты прав, нельзя чтобы нас убили, как диких животных. Помни, к какому роду мы принадлежим! И какой Кодекс хранится в нашем доме! Руари! Нельзя, чтобы мы остались в памяти, застреленные как бешеные псы.

Я посмотрел на