В Киме Филби, офицере ордена Британской империи, коллеги все явственнее видели человека, предназначенного для великих свершений: обаятельную звезду Конторы, непревзойденного профессионала, обыгравшего на разведывательном поприще немцев, а теперь ведущего борьбу против советского шпионажа. Стюарт Мензис провел британскую разведку через всю войну, но рано или поздно Ш придется передать эстафету дальше. «Оглядываясь вокруг, — писал язвительный Хью Тревор-Роупер, — я видел биржевых брокеров по совместительству, ветеранов индийской полиции, симпатичных эпикурейцев из баров „Уайтс“ и „Будлз“, скучных весельчаков с морского флота и дюжих авантюристов из полулегальных организаций; потом я смотрел на Филби… только он был настоящим. И я не сомневался: возглавить контору суждено именно ему».

С установлением мира обитатели секретной сферы очутились в новом политическом пейзаже, неясном и неверном, но в то же время полном возможностей. Джеймс Энглтон, антикоммунист до мозга костей, с воодушевлением относился к перспективе борьбы с советской шпионской машиной. «Я был уверен — мы на заре новой эры», — впоследствии вспоминал он. У Николаса Эллиотта ненависть к нацизму легко сменилась отвращением к коммунизму; и то и другое угрожало британскому стилю жизни, которым Николас так дорожил, а значит, и то и другое — зло. В сознании Эллиотта угроза, исходящая от России, ставила всех перед жестким выбором: «Продолжение цивилизации, в общем и целом подходящей для жизни, или Армагеддон». Для Кима Филби политические границы тоже сдвинулись, хотя его убеждения не изменились ни на йоту. Большую часть войны он шпионил на союзника Великобритании; теперь он стал шпионить на ее заклятого врага, да еще и из самого сердца британской разведывательной машины.

Эллиотт окунулся в выполнение своих обязанностей на посту шефа британской разведки в наводненной шпионами Швейцарии с энтузиазмом школьника, каковым он во многом и оставался. Теперь он был мужем, отцом (в 1947 году родился сын Марк), сотрудником разведки, профессионалом МИ-6, обремененным огромной ответственностью, и все-таки оставалось в нем нечто мальчишеское, этакое обаятельное сочетание житейского опыта с наивностью, когда он ощупью пробирался по зыбучим пескам шпионажа. Сложные задачи по сбору разведданных доставляли ему удовольствие, хотя подчас казались абсурдными. «Я этим занимаюсь, чтобы посмеяться от души», — признавался он. Эллиотт и сам понимал, что склонность находить смешное даже в худших ситуациях служила ему «своего рода защитным механизмом», способом слегка отодвинуть реальность с помощью шуток — чем неприличнее, тем лучше. В характере Эллиотта очень по-английски сочетались уравновешенность и неординарность, консерватизм и чудаковатость: он пользовался популярностью у коллег, поскольку был неизменно учтив и никогда не повышал голоса. «Оскорбление словом — неправильный метод, — заметил он однажды. — Ну разве что в общении с немцами годится». Эллиотт на дух не переносил бюрократию, административный аппарат и правила. Он отлично справлялся с разведывательным делом благодаря личным связям, готовности к риску, интуиции и тому, что он называл «британской традицией кое-как выкарабкиваться несмотря ни на что». Насмешливый, старомодный и эксцентричный, Эллиотт многим казался напыщенным болтуном. Это был удобный камуфляж.

Как и в Стамбуле, Эллиотт окружил себя весьма пестрым сборищем — агентами, информаторами и наводчиками; он обхаживал новых друзей и привозил старых. «Одна из радостей жизни в Швейцарии в послевоенный период — возможность приглашать к себе друзей из обездоленной Англии и откармливать». Гостевая спальня на Дюфурштрассе стала временным пристанищем для целой вереницы британских и американских шпионов, пересекающих Европу вдоль и поперек. Ричард Бруман-Уайт, закадычный друг Эллиотта, который помог Филби попасть в Пятый отдел, прибыл на постой в 1946 году и едва не попал под раздачу, когда официантка в любимом ресторане Эллиотта, фламбируя омлет прямо возле столика, так неудачно вылила бренди на раскаленную сковородку, что вызвала настоящий взрыв, от которого загорелись волосы шведской посетительницы. Эллиотт потушил пожар с помощью трех бокалов белого вина. Филби во время своих регулярных поездок по Европе непременно останавливался в Швейцарии на «рабочие выходные» в компании Эллиотта — с обильными возлияниями, швейцарской кухней и шпионскими сплетнями. Еще одним частым гостем был Питер Ланн, один из «старейших и ближайших друзей» Эллиотта по Итону. Худощавый, голубоглазый, шепелявый, Ланн вступил в МИ-6 тогда же, когда и Эллиотт, в 1939-м, но в целом предпочитал шпионажу катание на лыжах. Ланны принадлежали к «британской лыжной аристократии»: дед Питера, бывший миссионер, всю жизнь проповедовал радости лыжного спорта и основал лыжную компанию, которая носит его имя по сей день; отец Питера развернул успешную компанию по признанию горнолыжного спорта олимпийским видом, а сам Питер возглавил британскую команду на зимних Олимпийских играх 1936 года. Под руководством Ланна Эллиотт начал увлекаться спортом со свойственным ему сочетанием энтузиазма и безрассудства. Если отец Эллиотта медленно поднимался в горы, то Николас теперь с восторгом мчался с них вниз на максимальной скорости. Большую часть выходных он проводил на склонах Венгена или Санкт-Морица. Но оказалось, что жизнь Эллиотта может быть еще приятнее, когда в Берн прибыл Клоп Устинов, его старый друг и наставник в Гааге. Этот русский смешанных еврейских и эфиопских кровей, говоривший с великосветским британским акцентом, успешно вырвавший шпиона Вольфганга цу Путлица из лап гестапо, во время войны вел крайне увлекательную жизнь, работая на британскую разведку, а в последнее время находился в Германии, где, в форме полковника британской армии, оказался «доверенным лицом, идеально подходящим для допроса подозреваемых в нацизме». В 1946 году Устинова направили в Берн, чтобы он вместе с Эллиоттом «попробовал составить единую картину послевоенных агентурных сетей СССР в Европе». Эллиотт был очень рад снова встретиться с этим неунывающим шарообразным господином, то и дело радостно подмигивающим за стеклом монокля. Клоп считал жизнь «поверхностной штукой», и этот его настрой прекрасно сочетался с легкомыслием Эллиотта и его вкусом к опасности. Партнерство Эллиотта и Устинова оказалось невероятно продуктивным, но способствующим полноте: отличный повар, Клоп имел склонность возникать, как черт из табакерки, неся rognons de veau а la liйgoise[10] в картонке от цилиндра.

Сперва Эллиотт и Устинов сосредоточились на уцелевших в Швейцарии остатках советской шпионской системы, в особенности на агентурной сети под кодовым названием «Красная капелла», включавшей на пике своего развития целых сто семнадцать агентов, причем сорок восемь из них работали в Германии; эта сеть добывала разведданные самого высокого уровня. Одним из наиболее видных членов сети был британец, молодой коммунист по имени Александр Фут. Уроженец Дербишира, Фут служил в ВВС Великобритании, откуда дезертировал, чтобы присоединиться к британскому батальону интернациональных бригад, участвовавших в гражданской войне в Испании. Незадолго до Второй мировой советская военная разведка завербовала Фута и отправила его работать радистом в зарождающейся «Красной капелле». В январе 1945 года Фут перебрался в Москву, убедил тех, кто его допрашивал, в своей неизменной преданности, после чего был переброшен в советский сектор послевоенного Берлина под псевдонимом «майор Гранатов». Оттуда в июле 1947 года он перебежал на британскую сторону. Фут располагал подробной картиной методов советской разведки, дававшей «уникальную возможность изучить методологию советской разведывательной сети», благодаря чему Эллиотт и Устинов смогли составить представление о «плане коммунистической деятельности во время „холодной войны“». Разговор с Футом выявил ряд аспектов, вызывавших большую тревогу, и главным откровением стало то, что в Великобритании было немало глубоко законспирированных шпионов, работавших на Москву уже долгое время, и некоторые из них были завербованы задолго до войны. Эллиотт с Устиновым пришли к выводу, что большинство таких шпионов — «убежденные и активные коммунисты», пусть и не связанные с партией открыто.