— Мы питаемся в основном рисом, — наставлял он. — Утренний, дневной и вечерний рис. Остальное лишь дополнение к нему. После того как привыкнешь к этому, всё будет прекрасно. Рис, правда, сейчас вдвое дороже, чем прежде, но пока ещё доступен. С мясом мы совсем покончили. Слишком рискованно. Они постоянно пытаются подсунуть заражённую дрянь, а мясо из Аргентины или Бразилии слишком дорого.

— Зачем всё это? — удивилась Янна-Берта. — Ведь мы так и так давно заражены!

— Верно, — сказал Папс. — Но мы торгуемся за каждый лишний день, и тут имеет свою цену каждый чистый кочан салата.

Это её убедило. Она постаралась следовать его советам и запоминала магазины, где он покупал.

— Прежде всего, — учил он, — не доверяй властям.

Янна-Берта кивала. Он ей нравился. Его лицо загорело до черноты от работы на воздухе. И это особенно подчёркивала копна серебристых волос. А то, что он храпел по ночам, она ему прощала.

На почте она отправила открытку Хельге. На этом настояли Альмут и Райнхард. Пайс купил ей надувной матрас. Вернувшись с покупкой, они вместе изготовили блюдо, которое нельзя было встретить ни в одной поваренной книге: индийский рис с колумбийской фасолью. Альмут с Райнхардом нашли это вполне съедобным, хотя некоторые фасолинки были ещё жестковаты. Папс высказался в том смысле, что неразварившаяся фасоль, возможно, и не фасоль вовсе, а боевые пули. Янна-Берта с изумлением отметила, что все расхохотались. Здесь вообще охотно и часто смеялись. Однако должно было пройти несколько дней, прежде чем она стала смеяться вместе с ними.

Янна-Берта надписывала для Альмут адреса на лежащих стопками конвертах, сопровождала её в разные учреждения, печатала двумя пальцами письма, взяла на себя стирку, и вместе они убирали квартиру. Она помогала в сборе пожертвований для создания Хибакуся-центра и насобирала больше, чем Альмут.

— Это всё твоя голова, — улыбался Папс. — При встрече с тобой люди думают: счастье, что меня это миновало!

Когда Папса замучило многодневное жестокое расстройство желудка, Янна-Берта взяла на себя готовку, пока у Райнхарда не закончился учебный год. Райнхард готовил хорошо и охотно, но он был нужен Альмут для обустройства Центра.

— В наши планы входят юридические и медицинские консультации и помощь в оформлении всевозможных бюрократических бумаг. Мы будем оказывать поддержку в поисках жилья, выложим для общего пользования копию картотеки пропавших без вести… — мечтала вслух Альмут. — Кто захочет, сможет просто почитать газету, или встретиться с кем-то… или хоть выплакаться как следует.

До тех пор, пока она когда-нибудь не сможет снова преподавать, Альмут хотела посвятить себя целиком будущему Центру. На его открытии она собиралась провести митинг с участием всех хибакуся, нашедших приют в Рейнско-Майнском регионе. Составляя программу Альмут буквально фонтанировала идеями.

— Кто там у нас побывает, должен вернуться домой с новыми надеждами, — говорила она, — а главное, больше не чувствовать себя одиноким.

Папс заметил, что её оптимизма с лихвой хватило бы на всех. Но Янна-Берта знала её и с иной стороны: в отличие от других, воспринимавших всё куда спокойнее, Альмут зачастую теряла самообладание.

— Вы меня с ума сведёте с вашим спокойствием! — набросилась она однажды на Райнхарда и его отца. — Я не знаю, за что мне хвататься в первую очередь, а вам бы только сидеть и наблюдать за общей суетой!

— Я не собираюсь перекручивать свой часовой механизм, — ответил ей Райнхард.

Это рассердило её ещё больше. Кипя от гнева, оба отправились в Центр.

Но вечером они пришли домой дружно и в хорошем настроении.

— Милые бранятся, только тешатся, — прокомментировал Папс.

Янна-Берта восхищалась Альмут: как она, несмотря на перенесённую потерю, откидывала голову назад и смеялась, как неутомимо занималась проблемами других людей, как конфликтовала с властями, отстаивая права выживших, и с каким безумным отчаянием иной раз бросалась на диван, выкрикивая: «Всё абсолютно бессмысленно! Я сдаюсь!» — но уже на следующий день снова впрягалась в работу.

— А разве ты не хочешь всё бросить? — спросила Янна-Берта, увидев это в первый раз.

— Мало ли каких глупостей я вчера наболтала, — усмехнулась Альмут и поспешила на автобус.

Поначалу домовладелица несколько раз устраивала шум из-за пребывания Янны-Берты в её доме. Её голос разносился по всему лестничному пролёту. Янна-Берта хотела ей ответить, но Папс отговорил.

— Нарви букетик цветов, — посоветовал он. — Если её и можно как-то смягчить, то, скорее всего, подобными вещами. Попробуй встать на её место. Мы для неё и есть катастрофа.

Янна-Берта нарвала за обсерваторскими каштанами букет полевых цветов, который Папс нашёл изумительным, и отнесла его наверх к хозяйке.

Лицо старой дамы помрачнело, когда она открыла дверь. Но букет она приняла. Бросив неуверенный взгляд на голову Янны-Берты, сухо поблагодарила и закрыла дверь. Во всяком случае, с тех пор она уже больше не шумела на всю лестницу.

Однажды Альмут пришла домой особенно тихая. Она ездила навестить свою бывшую коллегу во франкфуртской больнице, но уже не застала в живых.

— Лейкемия, — сказала она, — слишком поздно обнаружили.

Янна-Берта узнала, что женщина оставила двух маленьких девочек, трёх и пяти лет. Как и Альмут, она жила в Бад-Киссингене и преподавала в Хаммельбурге. Сразу после объявления тревоги она помчалась в Бад-Киссинген спасать дочек. Бросила машину перед оцеплением и через весь город пошла пешком. Напрасно — детей уже эвакуировали с детским садом. Из города ей удалось выбраться одной из последних.

Теперь дети находятся у бабушки. Но оставить их у себя на длительное время она не может. Ей уже за семьдесят, здоровье слабое, да и дети слишком бойкие.

— А их отец? — спросила Янна-Берта.

Женщина никогда не была замужем, детей растила одна.

— Ты помнишь их обеих? — спросила Альмут, обратившись к Райнхарду. — Она брала их с собой на загородную экскурсию. Славные маленькие проказницы.

Райнхард кивнул.

— Обе ещё по очереди громко ревели, — сказал он. — Трудно было их не услышать.

— Господин старший учитель… — проговорила Альмут.

Райнхард поднял голову и посмотрел на неё.

— Иначе говоря, ты хотела бы обеих?

Она кивнула и засмеялась. Он перевёл взгляд на Папса. Тот тоже кивнул.

— А что думает Янна-Берта?

— Конечно! — воскликнула она.

Альмут с Райнхардом оставили всё как есть и пошли на улицу Янна-Берта издали наблюдала за ними. Они долго бродили между каштанами, описывая круги, и говорили. Он обнимал её за плечи, а она его — за талию.

— В нашей каморке, кажется, скоро закипит жизнь, — высказался Папс. — И работа, а?