— Так ты ей пригрозил, что покажешь мне то видео? Поэтому она ушла?

Отец молчал, но я и так всё понял. Тяжело, как будто тело налилось свинцом, поднялся и пошёл к дверям.

— Тимур, куда ты? Постой. Что ты хочешь делать? Тимур! А что бы ты делал на моем месте? Ты мой единственный сын! Ни один отец в здравом уме не пожелает, чтобы его ребенок связался с какой-то порнушницей.

— Она тебе не порнушница, — оглянулся я.

— Тимур, я же твой отец, я же всё для тебя… ради тебя…

— Вот только потому, что ты мой отец, я просто уйду и всё.

— Куда? Тимур! — кричал отец вслед.

Я спустился вниз, нашёл на кухне Тоню.

— Собери, пожалуйста, мои вещи. Я позже за ними кого-нибудь пришлю.

— Как? Куда же ты, Тимур? — расстроилась она. — Вы с Сергеем Михайловичем поругались? Прости его, да вообще не обращай внимания. Он же болен, вот и злится. Что бы ни говорил, он любит тебя…

— От такой любви сдохнуть хочется.

На завод я приехал уже после обеда весь какой-то полубольной. По дороге я обдумывал рассказ отца. И вроде глупо о таком врать — проверить же недолго. И вообще слишком уж сложно для вранья, сочинить такое у отца и фантазии бы не хватило, да ещё этот старик-министр… в общем, всё одно к одному. И тем не менее не мог я поверить или же отчаянно не хотел.

В конце концов решил спросить у Марины прямо. Правда, как такое спрашивать? По ходу, решил, разберусь. Вызвал её через секретаршу, но спустя минуту мне позвонил кадровик.

— Тимур Сергеевич, Филатовой сейчас нет. Она отпросилась у меня на полдня. Ещё за неделю. У нее сегодня какие-то дела. К вечеру, сказала, вернется. А у вас что-то срочное? Давайте я или Люда сделаем, вы только…

Я положил трубку без всяких объяснений. Значит, вечером вернется. Может, оно и хорошо. Я остыну, придумаю, как вообще завести этот разговор. Однако главный вопрос, который меня терзал, и на который никак не мог для себя ответить: а что если это окажется правдой? Что тогда?

И тут взгляд упал на флешку.

«Не верите? Посмотрите на досуге» — сказал вчера тот старикашка и подсунул её мне.

С минуту я колебался: смотреть или нет.

Умом понимал, что надо, конечно, знать точно, но, с другой стороны, малодушно хотелось выбросить эту флешку, забить на всё, что отец мне понарассказывал, и ни о чем не думать. Вроде как, если не знаешь чего-то наверняка, то можно сказать себе, что этого и не было. И не париться.

Но я так не мог…

* * *

На флешке старика оказался всего один файл — этот чертов видеоролик, от которого меня уже заранее мутило. Наведя курсор на ярлык, я вновь завис. Рука на мышке взмокла. Сердце то ухало вниз, то подскакивало и судорожно пульсировало у самого горла.

Может, ну его нахрен, это видео? Как же не хотелось узнать такое вот о Марине. И не хотелось — это ещё очень мягко. Я боялся этого. Боялся так, что волнами накатывала тошнота, а в желудке образовался ледяной ком, от которого поднимался вверх парализующий холод. Впервые в жизни я страшился и всеми силами не хотел узнать правду. И в то же время понимал, что не смогу просто забыть и успокоиться. Будет же постоянно свербеть: она или не она? Снималась или нет?

В конце концов я щёлкнул по значку.

На экране развернулось окно, а у меня возникло ощущение, что я шагнул в пропасть и стремительно лечу хрен знает куда.

Сначала секунд пять шла заставка — мелькающие голые девки, а потом на экране появилась комната с круглой большой кроватью посередине. На кровати лежала девушка, абсолютно раздетая. Как-то странно лежала, ничком и не шевелилась. Типа, это она спала, ну или в чем прикол?

Волосы полностью закрывали ее лицо, и я услышал собственный шепот: может, это не она? Хоть бы не она!

Потом к ней сзади подошёл какой-то хрен, здоровый, накачанный и тоже голый. Встал на кровать коленями прямо над ней, затем грубо схватил за волосы и оттянул голову назад. Камера постепенно приближалась, и я поймал себя на мысли, что не дышу. А потом и вовсе будто умер. Сердце окаменело, я сам окаменел, а за грудиной такая чернота расползлась…

Это была Марина. Её профиль, её родинки на шее…

Затем этот козлина перевернул Марину на спину, и на несколько секунд на экране появилось крупным планом её лицо. Но и как будто не её.

Может, в пореве я и не большой спец, хотя что-то когда-то, конечно, смотрел, но зато уж точно знаю, какая она, Марина. Знаю, какое у неё выражение, когда она грустит, радуется, сердится, знаю, каким становится её лицо от желания. А то, что я видел сейчас, походило на неё мало, да вообще никак.

Это была как будто ее оболочка — те же черты, но одеревеневшие, те же глаза, но застывшие. Однако в то же время в них таился ужас. Словно она адски напугана, но нет сил ни шевельнуться, ни моргнуть, ни даже простонать. Да и ворочал её этот урод, как набивную куклу. А Марина такой никогда не была.

Нет, она точно не в себе. Может, под чем-то?

В следующий миг этот упырь, подхватив её под коленями, рывком придвинул к себе, навис и… я выключил. Не смог больше. Казалось, внутри меня что-то надломилось и треснуло. В порыве я смахнул со стола стакан с ручками, лотки, бумаги. Сам вскочил, перевернув кресло. На грохот сунулась секретарша, но тут же скрылась, когда я рявкнул: «Уйди».

Нет, я понимал, что случится, точнее, уже случилось много лет назад, понимал, что этого уже никак не изменить, а все равно смотреть дальше было невмоготу. Больно так, словно бритвой изнутри располосовали. Убил бы всех. А её… её лучше бы вообще никогда не знал, всю душу она мне уже вывернула, всё сердце изодрала.

Я метался по кабинету, как в агонии, снёс несколько стульев, да вообще всё разгромить хотел, но заставил себя остановиться. Вернулся на место, рухнул в кресло, почувствовав вдруг себя каким-то выжженным.

Марина, Марина… как же это… почему… Упершись локтями в стол, я сжал в ладонях голову. Нет, всё это у меня никак не укладывалось. Даже не потому что я отчаянно не хотел верить в рассказ отца и Тихановича, не потому что искал любые зацепки, лишь бы не принимать такую «правду». А потому что с ней явно было что-то не то. Конкретно не то. А вот что…

Загудел селектор, оборвав мою мысль. Секретарша доложила:

— Тимур Сергеевич, вы просили сегодня вызвать Филатову. Она уже на рабочем месте. Её пригласить?

Да, чуть не вырвалось у меня. Потом подумал — нет, не могу сейчас. Что я ей скажу? Я видел, как ты… как тебя… Рот сразу наполнился горечью, и непроизвольно вырвался тихий полурык-полумычание.

— Тимур Сергеевич, с вами все хорошо? Я не поняла вас…

— Нормально все. Никого приглашать не надо, — выдавил я.

* * *

В кадры я всё же спустился, но уже после шести. Так и не придумал, как завести разговор. В лоб спрошу, решил. А как ещё?