Всю ночь я бродил по чердаку и тщательно обдумывал, сквозь какой портал все-таки пройти.

У меня действительно имелась дурная привычка откладывать важные решения на потом. Но теперь мне было некуда бежать. Чем дольше я ждал, тем ожесточеннее и непокорнее становились мои личины. И, что еще ужаснее, если бы я остался на этой стороне дома, шанс, что обитатели этого дома меня не заметят, снижался до нуля. К тому же ночью громкий шум моих шагов мог разбудить их спящие души. И поэтому меньше всего на свете мне хотелось дать Стефани повод – что я уже и так сделал – проигнорировать предостережения Эрика и обратиться за необходимой помощью к этому недоумку с камерой. В какой-то момент он перейдет все границы и разорвет последний спасательный трос, который не дает нам упасть.

Кроме того, с нынешней маской мы совсем не ладили. Апатия подводила меня столько раз, что мне захотелось избавиться от нее раз и навсегда. Тем не менее на ум пришла лишь одна маска, от которой не стоило ожидать таких же неприятностей, как от других. Кроме того, она обладала огромной властью и могла защитить нас от всех остальных. В частности – от Гнева.

Если нам повезет, то она все еще будет там, где я оставил ее в прошлый раз.

Наконец, я спустился с чердака и вышел из дома через черный ход, откуда решительно зашагал по озаренной солнечным светом тропе, ведущей из мира Стефани к разрушенному зимнему саду. Пройдя через ветхую дверь разбитого стеклянного дома, я оказался в первозданной, окутанной ночной тьмой комнате с неповторимым интерьером.

Когда-то давным-давно в этой оранжерее кипела жизнь. Из стеклянных дверей и окон с откидной створкой осторожно выглядывали пышные папоротники, темно-фиолетовые листья хост, дивные лилии и другие очаровательные растения.

Благодаря Мириам весной и летом здесь цвели безумно прекрасные розы, затмевающие своим великолепием остальные неприглядные цветы.

Зимняя оранжерея была излюбленным местом для чаепитий моей матери и ее знакомых. Интересно, она тоже умирала от блаженства, когда бралась за альбом для рисования в компании этих чудесных цветов?

Сейчас с виноградной лозы свисали только сморщенные и засохшие цветы, а их вымороженные головки, по ощущениям напоминающие шероховатую бумагу, были заложниками пожелтевших колючих шипов, торчащих из мертвых стеблей.

Если и было то, чего мне не хватало в зимней «Молдавии», так это ароматные розы. Но кроме жалких мотыльков, здесь не осталось ничего живого. И теплые воспоминания, связанные с этим стеклянным домиком, потускнели, как старая желтая фотопленка.

Когда-то оранжерея была наполнена счастьем.

Но теперь от него остались лишь призрачные следы.

Из всех масок я знал только одну, которая стойко переносила боль от воспоминаний, преследующих это место.

Вопреки всем ожиданиям, я нашел его здесь. Сцепив руки за спиной, он наблюдал за происходящим через оконное стекло.

– Итак, – прошептал я. – Спустя столько времени ты все еще здесь.

В отличие от Гнева, я не видел его несколько десятилетий. По крайней мере, столько времени прошло с тех пор, как я приходил сюда в последний раз.

Учитывая, какой осколок моей души представляла эта личина, я никогда не пытался отыскать ее вновь или убедиться, что она была где-то рядом.

До этой секунды.

Он повернулся ко мне, открывая моему взору свою маску.

Потрескавшееся от времени золото придавало его губам плавность и мягкость. Такая же позолоченная филигрань подчеркивала нижнюю бриллиантовую часть маски, очерчивая границы между ней и темно-синим участком, окружавшим миндалевидные глазницы. А лоб на пятне пергаментной краски усеивали черные ноты.

Доблесть.

Будь я Гамлетом, он стал бы моим Горацио.

Словно отвечая на второй вопрос, который я задал самому себе, Доблесть сняла маску.

Под ее капюшоном скрывалась кромешная тьма.

Наблюдая за мной сквозь черную пустоту, фигура протянула мне свою маску так же, как и Гнев.

Однако, приблизившись к ней на этот раз, я с нетерпением приложил руку к своей металлической маске, которую когда-то давно украл у Гнева.

Не отрывая взгляда, Доблесть пристально наблюдала, как я снимаю с себя маску Гнева, а затем кладу ее на подставку для растений, рядом с которой валялись садовые перчатки Мириам.

Примеряя на себя маску Доблести, я самоуничтожился и полностью покорился ей.

Мгновенно ее темная фигура растворилась в воздухе, а развевающийся плащ бесследно исчез, но затем вновь появился из пустоты и упал на мои широкие плечи. Теперь это она стояла возле стенда с растениями, крепко сжимая перчатки Мириам в твердом кулаке. Погрузившись в свои раздумья, она не заметила, как свободной рукой я схватил рукоять смертоносной сабли, отличающейся от рапиры Гнева лишь орнаментом.

И вдруг я осознал, что смотрю сквозь эти миндалевидные глазницы, которые мгновением ранее оставались для меня лишь объектом наблюдения.

Что касается внешнего мира, с моим зрением и слухом ничего не изменилось.

Однако теперь, проникнув в сознание Доблести, я чувствовал, что способен на то, о чем не мог помыслить ранее. На то, на что никогда не осмелился бы.

Нам снова удастся поговорить со Стефани.

Но Доблесть прикажет… открыть девушке правду.

Всю правду.

Раньше я никогда в жизни не пропускала занятия. Но сегодня у меня появилась уважительная причина.

Когда я рассказала Лукасу о том, что произошло вчера, начиная со сломанных детекторов дыма и заканчивая загадочным полетом, последний утренний звонок пронзительно прозвенел на весь школьный коридор, заставив нас вздрогнуть. Но никто из нас не засмеялся.

Хлопнула дверь кабинета, и какая-то учительница высунулась в коридор, пристально вглядываясь в наши силуэты, поэтому Лукас с опущенным взглядом быстро принялся собирать с пола мои учебники. Затем он взял меня за руку и увел в противоположную сторону. Но я даже не пыталась сопротивляться, потому что тогда было важно лишь одно – Лукас мне верил.

Он привел нас прямо в библиотеку. И, хоть миссис Гэри смотрела на нас так же подозрительно (если не больше), как и та учительница из коридора, она без лишних замечаний пропустила нас к абонементной стойке. Просто наше хождение за ручку нравилось ей немного больше, чем то, что она наблюдала в последний раз.

Лукас довел нас до последнего ряда компьютеров и, заняв место за рабочим столом, усадил меня рядом. К счастью, здесь нам никто не мог помешать. Но в ту минуту, когда он положил рюкзак себе на колени, у меня сложилось впечатление, что в библиотеке мы были не просто так. Настоящая причина, по которой он привел меня сюда, стала ясна, когда из своей сумки он достал коробку от DVD-диска и протянул его мне.