В 1871 году Куропаткин поступил в Николаевскую академию Генштаба, которую закончил в 1874 году, и был отправлен в научную командировку в Германию, Францию и Алжир. Находясь в Алжире, участвовал во французской экспедиции в Сахару. Зная страсть старого друга к путешествиям, Алексей Николаевич добился включения в состав экспедиции и Архипова. Потом их пути снова разошлись: возвратившись в Россию в конце 1875 года, Куропаткин был экстренно переведен в Генеральный штаб, где годом спустя… снова встретился с Архиповым. Впрочем, ненадолго: вскоре Куропаткин получил назначение в штаб Туркестанского военного округа, а Архипов, как ни старался, так и не смог вырваться из порядком надоевшего ему Петербурга.

Архипов ревниво следил за карьерой друга, часто получал от него короткие письма из Кокандского похода. И уже из газет узнал, что при взятии Уч-Кургана Алексей Николаевич первым ворвался в крепость, командуя всего полуротой охотников и сотней казаков, за что был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени.

В начале 1877 года Куропаткин недолгое время был прикомандирован к Главному штабу, а в июле 1877 был назначен обер-офицером для поручений при его императорском величестве.

Потом было назначение заведующим Азиатской частью главного штаба, командующим Туркестанской стрелковой бригадой. В Ахал-Текинской экспедиции он уже начальник авангарда Кульджинского отряда, потом начальник Туркестанского отряда. Совершив тяжелый 18-дневный переход в 500 верст через пустыню, он присоединился к войскам генерала Скобелева, действовавшим против Геок-Тепе. При штурме этой крепости 12 января 1881 года Куропаткин, командуя главной штурмовой колонной, ворвался по минному обвалу в крепость, положив основание полной победе русских войск. За это он был награжден орденом Святого Георгия 3-й степени, а чуть позже произведен в генерал-майоры.

В 1890 году Архипов поздравил друга с производством в генерал-лейтенанты и тут же проводил в Закаспийскую область, откуда Куропаткина с маловразумительной формулировкой неожиданно отозвали в Северную столицу, по которой поползли слухи о его скором назначении военным министром.

Архипов был единственным человеком, с которым Алексей Николаевич Куропаткин был совершенно откровенен. В том числе и относительно перспектив своего назначения. Он хорошо помнил пророческие слова «белого генерала»: «Помни, ты очень хорош на вторые роли. И упаси тебя боже взять когда-нибудь на себя роль главного начальника! Тебе не хватает ни решимости, ни силы воли!»

Эта оценка Скобелева[21], данная Куропаткину как будто бы с глазу на глаз, вскоре перестала быть тайной и облетела весь Петербург. Пожалуй, Куропаткин был единственным человеком, не досадовавшим на столь нелицеприятную оценку старого товарища. Свои решения, включая военные, он всегда тщательно обдумывал, прикидывал все за и против, позволяя себе лишь в кругу самых близких друзей беспомощно разводить руками: ну такой я человек! Таким сделала меня Природа, и здесь бессильны и насмешки, и понукания.

Между тем скорое и вполне очевидное назначение военным министром не могло не беспокоить Алексея Николаевича. Одно дело – высокий военный пост, пусть и командармовский. И совсем другое – военный министр, отвечающий за судьбу империи. Министру потомки не простят того, что могли бы простить любому генералу.

– Андрей, а ведь мне и отказаться никак невозможно, – вздохнул Куропаткин, машинально поигрывая попавшейся под руку безделушкой – изящной поделкой слоновой кости, внутри которой был «втиснут» еще один слон, поменьше.

Архипов бросил на друга взгляд, полный сочувствия. Он знал, что сейчас любые слова, сказанные им, пролетят мимо сознания товарища, не будут им восприняты.

– Давно хочу у тебя про этого твоего нового помощника поподробнее порасспросить, Андрей Андреич. Что за Агасфер такой? – решил сменить тему генерал-лейтенант. – Мы же вроде договаривались, Андрей, что лишние люди нам в твоем доме не нужны… Германцы с австрияками спят и видят, как бы своего человечка к тебе сюда подсадить. Вот и Зволянский что-то насчет него подозревает…

– Да нет, тут другое, Алексей Николаевич, – покачал головой Архипов и вкратце рассказал о появлении у него в доме Агасфера, о его инвалидности и об удивительных способностях и о рекомендации аббата Девэ – несколько странной, конечно, но заслуживающей полного доверия.

– Полякам я вообще не слишком доверяю, – буркнул Куропаткин. – Но аббат, конечно, на особом положении. Ладно, поглядим на твоего Агасфера… Говоришь, какие-то необыкновенные способности он выказал едва ли не в первый день своего появления в Петербурге?

– Совершенно верно, Алексей Николаевич! Я отправил его с Терентьевым прогуляться, чтобы к людям заново начал привыкать. И вот по возвращении из города Терентьев доложил мне об удивительной памяти Агасфера, способного с ходу запоминать огромные тексты…

– Любопытно, любопытно! А куда, ежели не военная тайна, Зволянский нынче исчез, Андрей Андреевич?

– Сам не ведаю, – вздохнул Архипов. – Обещался вернуться через полтора-два часа, а вместо себя казачка прислал с запискою. Неотложные дела-с! Просит только самым убедительнейшим образом за стол без него завтра не садиться. Уезжает днем куда-то, хочет что-то важное сказать. Вас, Алексей Николаич, упоминал. Почтите своим присутствием, надеюсь? Не откажетесь?

– А куда мы с этой лодки, дружище? – вздохнул Куропаткин. – Вы в семь завтракаете? Подойду-с.

* * *

Проснулся Агасфер около семи утра. Умывшись и одевшись, он несколько раз с удивлением поглядел на часы: обычно в это время дворецкий Кузьма оповещал о завтраке. Но нынче ставшего уже привычным шарканья ног и скрипа паркетин не было слышно – никак дают выспаться будущему герою сегодняшнего дня? – усмехнулся он про себя.

Шарканье раздалось лишь в половине восьмого. Однако и тут не обошлось без новшеств: Кузьма предупредил, что завтрак нынче будет подан позднее, поскольку ожидается прибытие господина директора Департамента полиции. Он-де просил непременно его дождаться.

– Я в мастерских тогда, если что, – предупредил дворецкого Агасфер и пошел разыскивать «золотых дел мастера на все руки», как иногда именовал Архипов старого слесаря Тимофея.

– Выброшенный из путиловских цехов по причине преклонного возраста и частого увлечения горячительным, Тимофей был действительно незаменимым помощником Архипова. Под его корявыми, с изломанными ногтями пальцами оживали и крохотные детальки старых игрушек, и многопудовые станки, начинавшие время от времени капризничать.