— Прекрати, — процедил Николаев в трубку. — Я оказываю помощь не ради твоей уникальности.

— Извините… И спасибо вам за все. Скажите, как мои родители?

— Они грустят, Маша, но в целом держатся хорошо.

— Волки Горобинского все еще мелькают в городе?

— Да, он их не отозвал. Тебя ждут, устроили засаду.

— Гады!

— Не ругайся. Красивая девушка не должна разговаривать некрасиво.

Недаром вспомнилось, что куратор зануда, — продолжает воспитывать даже сейчас.

Смиренно повинившись, постаралась закруглить разговор. Чувствовалось, что Николаев не прочь еще меня попытать, но я слишком устала, чтобы терпеть его придирки. Мелкие и несущественные, сейчас они задевали, а я не хотела быть грубой в ответ на в общем-то невинные слова. И куратор, естественно, прав: брань никого не красит.

— Все же я надеюсь, ты возобновишь тренировки и вскоре будут результаты, — подытожил наш разговор Николаев. — Добрых снов, Мария.

— И вам, Ник Никович.

С прогулки за оградой я возвращалась в растрепанных чувствах. Куратор всколыхнул воспоминания.

Закрывшись в спальне, я достала дневник, в котором успела зафиксировать сюрприз издевательницы-судьбы.

События недавнего прошлого не причиняли сильной боли, наоборот, я гордилась, что тогда впервые победила Горобинского-младшего. Увы, решающее сражение за мое освобождение от него еще предстоит. А вот главную победу — полное принятие своей новой сущности, — боюсь, могу так никогда и не одержать…

Но тот день, когда оставила Андрея с носом, я запомнила до малейших деталей и подробно описала. Ведь всякая победа достойна увековечивания в летописи, пускай она и пишется в толстой ученической тетради с геометрическим принтом на обложке.

— Вставай! — Грубый окрик ворвался в сон, будоража.

Голос был незнаком и принадлежал девушке. Девушке?!

Резво вскочив на ноги, потрясенно уставилась на посетительницу. Сквозь остатки дремы подумалось, что за мной явились спасатели.

— Ну что ты на меня совой смотришь? Глазками своими хлопаешь невинно? У нас мало времени! — резко заявила смутно знакомая блондинка.

Худая, тонкая, но крепкая даже на вид, с коротко остриженными волосами, она мало походила на магичку. Скорее на вервольфа.

Я сникла. Неумолимая память подсказала: да, мы уже встречались, я ее видела в авто Горобинского в ночь моего обращения. Он ее, если не путаю, называл Алей.

— Мало времени на что? Для чего мне вставать? Куда? — засыпала ее вопросами.

Девица покачала головой, будто крайне опечалилась моей непонятливостью:

— Через пару часов к тебе заглянет Захарий Горобинский. Знаешь такого?

К превеликому сожалению, я знала. Вожак Восточного Круга вервольфов, отец Андрея.

— Да. Зачем ему ко мне приходить? Хочет восстановить справедливость: меня отпустить, а сынку надавать по шее?

Сбоку кто-то хмыкнул. Я развернулась всем корпусом и смутилась: справа, подпирая стены, стоял здоровяк. Тоже знакомый благодаря встрече с Андреем.

Девушка строго посмотрела на парня и поджала губы. Затем повернула голову ко мне и тихо, подчеркнуто равнодушно произнесла:

— Он придет, чтобы понять, оставлять ли тебе жизнь или проще прикопать в лесу.

Боюсь, у меня челюсть отвисла от подобного откровения. Они подумывают меня убить?! А как же недостаток женщин? Девушки-оборотни — ценность любой стаи!

— Ох… — только и смогла выдавить из себя.

Аля не дожидалась, пока отвисну: схватив за руку, вывела из клетки и целеустремленно потянула за собой. Повела прочь из темницы!

Я не успела обрадоваться — по длинному коридору мы подошли к ванной. Оставив за дверью следовавшего за нами по пятам парня, Аля подтолкнула к душевой кабинке:

— Мойся. — И скривила нос, без слов давая понять, что это мне крайне необходимо.

Наплевав на оскорбительность данной ситуации, на то, что вообще-то нахожусь в плену, я встала под горячие струи.

Демон, как же мне было хорошо! Впервые после встречи с Горобинским. Вода согревала, уносила боль, даря облегчение и новые силы. Душ оживил, прогнал остатки сна и, видимо, запустил мозговую активность. Как вести себя, когда вожак придет на меня посмотреть? Зависит ли от меня решение, которое он примет? Что он должен увидеть, чтобы пожелать оставить меня в живых? Или мое поведение никак на это не повлияет?

Я бы еще постояла в душе, но Аля бесцеремонно забарабанила в полупрозрачную стенку кабинки:

— Хватит, вылезай!

Я не ответила и не выключила воду — мысленно была далеко и не сразу среагировала на требование.

— Вылезай сама или тебя вытащим мы, — тотчас пригрозила надсмотрщица.

Мне пришлось подчиниться.

Алина вручила белый топ и короткую джинсовую юбку небесно-голубого цвета, под которые почему-то не полагалось нижнее белье. Наверное, оставайся я человеком, легкая материя не защитила бы от холода, что шел от бетонного пола, а так я не ощущала дискомфорта, разве что от понимания, что я не совсем одета. Это обстоятельство нервировало, ведь предстояла очередная встреча с Андреем. Впрочем, можно подумать, кусочек ткани убережет от озабоченного волка, если тому придет в голову получить то, что я не собиралась давать добровольно. И все же… и все же привычная деталь одежды создавала иллюзию безопасности.

Я простила Алине командный тон после того, как она озаботилась принести зеркало и расческу. Первым делом я бросилась изучать себя новую. Бездушное стекло отражало лихорадочно блестящие ярко-зеленые глаза, бледную кожу, более острые скулы и узкий подбородок. Небольшие изменения во внешности не делали меня неузнаваемой, но и прежней я уже не была.

Потратив пару минут на «опознание», занялась волосами. Они, как и обещал Андрей, стали лучше в несколько раз — гуще и более насыщенного цвета.

Порой для счастья надо мало: искупаться и расчесать спутанные космы. Невозможность привести себя в порядок в клетке причиняла почти физическую боль. Мысль о том, что я могу умереть или того хуже, я гнала прочь. Категорически запрещала себе думать, что погибну или на себе узнаю, что такое насилие. Период истерики прошел, настал час сражения за саму себя. Раз меня никто не спешит спасать, придется делать это самой.

После того как я приобрела почти приличный вид, меня сытно покормили. Нормальной едой, а не сырым мясом. Горячий суп, щедрый на куски курятины, гречка с котлетами и салат. Даже компот был. Первое ела, борясь с жадностью, обжигая язык. Попытайся кто-нибудь увезти столик на колесиках с едой прочь, я бы наверняка зарычала. Как хищник, у которого отбирают кость. И за это я тоже должна «благодарить» Горобинских…