Больше всего постоянную связь с Палестиной и внешним миром обеспечивали делегаты, которые каждый год приезжали собирать деньги для четырех общин в Иерусалиме, Хевроне, Тивериаде и Цфате. Как правило, ими были величественные седобородые старцы, выбранные за свою ученость и красноречие. Между теми, кто хотел принять их у себя, разгоралась настоящая борьба. Один из них, знаменитый Хаим Иосиф Давид Азулай, в середине XVIII века с этой целью посетил половину Европы. Он оставил яркий отчет о своих поездках и о том, как хорошо его принимали. В самом деле, добровольный сбор в пользу поселений на Святой земле (о заброшенности которых постоянно напоминал голый клочок известняка рядом с Итальянской синагогой) считался у венецианских евреев привилегией, а не бременем. В XVII веке решено было с этой целью обложить всех венецианских евреев подушным налогом в размере ½ дуката, эквивалентом старого подушного налога в ½ шекеля на восстановление Храма. «Западная» община в 1761 году заменила этот налог пропорциональным налогом в размере ½0 процента от всех коммерческих сделок, которые проводили ее члены. Даже во времена экономических спадов община, с одобрения властей, откладывала определенную сумму во исполнение нравственных обязательств по отношению к тем, кто отправился жить на землю отцов.

Судя по номенклатуре венецианских евреев, они происходили из самых разных мест. Одни фамилии (Скарамелла, Ла Мотта, Делла Рокка, Сальтаро, Мортара, Паренцо, Арчевольти, Сфорно) давались в честь итальянских топонимов; все городки и деревни с такими названиями в определенные периоды времени становились приютами для еврейских общин. Семья Бельградо и другие, очевидно, приехали из Леванта. Предки семьи Царфатти родом из Франции, Тедеско – из Германии, а Полакко и Краковиа – из Польши. Немецкого происхождения и фамилия Калимани (от Кальман – искажение греческого καλώνυμος = «хорошее имя», или «шем-тов», и многие другие)[20]. Предки семей Абоаб (искаженное в Абоаф), Пардо и многих других приехали из Испании – непосредственно или через другие страны. Благородные фамилии, например Франко д’Алмейда или Карвайо, носили выходцы из семей марранов, вынужденных перейти в христианство на Пиренейском полуострове. Фамилии другого рода обозначают род занятий основателя семьи. Первый Орефиче, очевидно, был ювелиром; в то же время семья Леви дель Банко издавна отождествлялась с одним из банков гетто. Мужчинам в основном давали библейские имена. Однако часто встречались и дополнительные имена или прозвища, которые им соответствовали и употреблялись в просторечии. Так, Иуда по ассоциации с Благословением Моисея[21] («Молодой лев Иуда») ассоциируется со Львом; Мордэхай превращается в Марко, а иногда (благодаря раввинистическому отождествлению дяди Эсфири с пророком Малахией) Анджело. Женщины реже носили библейские имена; иногда они были куда более живописными – Диаманте, Анджелита, Диана и многие другие.

Итальянское гетто не было, как в других местах Европы, отделено от окружающего его населения из-за основополагающих языковых расхождений. Повседневным языком гетто был итальянский. Богослужения в синагогах велись на итальянском языке, несмотря на то что до XVIII века тексты проповедей печатались на иврите. На итальянском же оглашались указы в синагогах, на основе специально подготовленных словарей. Счета, договоры и личные письма в основном составлялись на языке страны проживания. Пособия по еврейскому праву и обычаям издавались на итальянском языке для тех, кто не знал иврита, особенно для женщин. Стихи, которые в изобилии сочинялись по случаю какого-нибудь памятного события, например особенно пышной свадьбы, часто декламировали на местном языке. Консервативные власти жаловались, что ивриту все больше отводится роль только языка богослужений, и его используют лишь в религиозных целях. Для составления завещаний и прочих официальных документов, невзирая на сильное неодобрение ученых, все чаще обращались к публичным нотариусам. Несмотря на это, венецианские власти сочли необходимым выделить специального переводчика, который переводил брачные и прочие контракты. Судя по всему, самые первые иммигранты в разной степени знали немецкий язык. В XVI веке для них на немецком напечатали несколько книг; в течение значительного периода времени в их обычае было исполнять гимн «Адир Ху» в пасхальный седер на старинном варианте немецкого языка, который они принесли с собой с той стороны Альп. И все же из всех языков, на которых изъяснялись многочисленные иммигранты, дольше всех сохранялись испанский и португальский. Впрочем, вскоре уступили и они; к середине XVIII века законы, составленные на этих языках, уже приходилось переводить на итальянский, чтобы все могли их понимать.

Письма писали на классическом тосканском диалекте; однако на повседневную разговорную речь оказал сильное влияние местный венецианский диалект. Тем не менее разговорный язык в гетто отличался от того, на котором разговаривали во внешнем мире. Из-за растущей сегрегации в языке гетто появлялись свои отличительные черты. Так, в нем закрепились еврейские понятия и обороты, не имевшие параллелей в светской жизни; для их описания приходилось прибегать к ивриту. Вносили свой вклад и следовавшие одна за другой волны иммиграции – немецкая, испанская и португальская. Соответственно в гетто постепенно развивался собственный диалект, впитавший все указанные элементы. К еврейским корням добавлялись романские окончания; немецкие слова итальянизировались. В диалекте гетто сохранились некоторые старые латинские формы, которые в остальных местах давно вышли из употребления. В местном диалекте появились испанские и португальские выражения; иногда обитатели гетто даже не догадывались, что подобные выражения не являются родными для Италии. Так появился иудейско-итальянский диалект, лишь немного отличавшийся от более ярко выраженных иудейско-немецкого и иудейско-испанского диалектов Северной и Восточной Европы. Сходство усиливалось тем, что, подобно прочим диалектам, на иудейско-итальянском писали, а иногда и печатали, ивритскими буквами. В гетто были распространены старые переводы молитвенника на этот диалект, напечатанного в Болонье и других местах в начале XVI века. Из-за деятельности цензуры итальянских евреев снабдили подходящим переводом богослужений, напечатанным латиницей, лишь в 1786 году.

В целом многие гости обращали внимание на привлекательную внешность венецианских евреев. Томас Кориат, англичанин-путешественник, который в начале XVII века посетил гетто, называет его обитателей «миловидными и симпатичными… весьма элегантными и красивыми». Женщины славились красотой. «Таких красавиц я еще не видел», – пишет тот же очевидец, считавший себя знатоком. Однако представительницы беднейших слоев часто страдали от болезней глаз, из-за постоянного шитья и вышивания при тусклом искусственном освещении, необходимость в котором объяснялась узкими улицами и темнотой в домах. Костюмы, за исключением специфических головных уборов, ничем не отличались от костюмов соседей-христиан. Почти все мужчины брили бороды. Портрет знатного человека из гетто XVII века трудно отличить от портрета его современника-патриция. Еще больше бросалось в глаза сходство между еврейками и христианками; уже упомянутый путешественник сравнивал внешность жительниц гетто с внешностью английских графинь. В толпе выделялись лишь недавно прибывшие левантийские купцы, которые одевались по турецкой моде в длинные халаты, подпоясанные на талии, и носили тюрбаны.