Дорога ныряла и поднималась, Джек вилял между корнями и ямами с водой. Мне вспомнились «гонки» с отцом в машине миссис Мэсикотт.

– Зачем мы сюда приехали? – спросила я.

– Я вспоминал это место, пока был в эфире. И о тебе думал. Ты удивишься, сколько раз в день я о тебе думаю. Мне хочется тебе кое-что показать, это разобьет твое сердце.

– Что?

– Терпение, – сказал он с дразнящей улыбкой.

– А Рита здесь бывала?

Джек отпил ликера и не ответил.

– Ты пьян, что ли?

– Эй, – заметил он, – я разве не велел тебе заткнуться?

– Ладно, прекрасно, – согласилась я. – Только не забывай, мне еще домашнее задание делать.

Я прислушивалась, стараясь различить шум водопада, но за деревьями доносился только собачий лай. Он становился громче, будто стелился по земле. Впереди появилось бетонное здание.

Джек остановился на скрипучей гравийной дорожке и выключил мотор.

– Вот, – показал он.

Собаки были в сетчатом загоне, тянувшемся вдоль стены здания. Воздух звенел от их злобного лая. Большой белый пес все бросался на нас, и с каждой попыткой сетка забора прогибалась.

Джек вышел из машины и попробовал ручку двери дома, крикнул «Здравствуйте!» и попинал металлическую дверь.

– Мой знакомый тут смотрителем за собаками, но, похоже, он куда-то ушел, – громко сообщил мне Джек, перекрывая лай. – Выходи, на щенков посмотришь!

Я нерешительно подошла. У одного щенка был мутно-белый глаз, второй до мяса расчесал себе спину. Белый пес, обнажая розово-серые десны, кусал проволочную стенку вольера.

– А почему они под открытым небом? – спросила я.

– Это несчастные ублюдки, которых никто не берет. Их здесь держат пару недель, а потом усыпляют газом.

Он обнял меня за талию и притянул к себе.

– Правда, у них грустные глаза? От этих взглядов хочется сесть и заплакать.

Мне так не показалось. Собаки казались озлобленными и опасными, я не чувствовала к ним симпатии. Их когти клацали по бетону, когда они бегали между своих кучек и грязных мисок с водой.

Джек начал поглаживать меня по спине. Собаки немного успокоились.

– Мир – одинокое место, – произнес он, – посмотри на этих бедняг.

– Ну-ну. А где водопад?

– Мы же друзья? – спросил Джек. – Можно мне тебя кое о чем попросить?

– Не знаю. А о чем?

– Обещай, что не поймешь меня превратно.

– Обещаю, – сказала я.

– Можно тебя поцеловать – по-дружески?

У меня сжался желудок, а кровь прилила к голове.

– Пожалуй, нет.

– По-дружески!

Он наклонился и все равно поцеловал меня – мягко, в губы. Его дыхание было приторным и пахло алкоголем. Пальцы впились мне в спину. Собаки снова залаяли.

– Как приятно, – улыбнулся Джек. – Самый сладкий поцелуй в моей жизни. Не бойся.

Он попытался снова меня поцеловать, но я уклонилась и отошла к машине.

– Ты же говорил, что здесь есть водопад! – пробормотала я дрожащим голосом.

Джек засмеялся, покачал головой и сел за руль. Я тоже забралась на сиденье, и мы хлопнули дверцами так, что эхо понеслось по лесу. Его рука потянулась к ключу зажигания, но остановилась.

– Можно у тебя спросить? – сказал он.

– Что?

– Ты много думаешь о сексе?

– Нет, – ответила я. – Давай уже поедем?

– Просто считаю тебя очень-очень привлекательной. Ох, можно подумать, ты не знаешь! Иногда, когда мы с ней…

Я хотела оказаться в бабкином доме, в ванной, за запертой дверью, и все обдумать без помех.

– Давай просто поедем, – настаивала я.

Он потянулся мимо моих коленей и откинул крышку бардачка. Я удивилась, увидев, что рука у него немного дрожит. Из бардачка появился скатанный в трубку журнал.

– Погляди, – сказал он.

До меня только через секунду дошло, что у женщины с обложки во рту пенис. Я швырнула журнал обратно Джеку:

– Убери!

– Разве ты не хочешь посмотреть? Тебе не любопытно?

Я заплакала:

– Нет.

– Точно?

– Заткнись.

Он засмеялся:

– Хорошо вас обрабатывают в этой школе – из тебя выйдет отличная монахиня.

Я не ответила.

– Чего ты трясешься, это всего лишь журнал, – Джек старался говорить спокойно и хладнокровно, но слова из него выдавливались, а дыхание было прерывистым и частым. Я видела, что он теряет над собой контроль. – Иногда я забываю, какая ты на самом деле маленькая, – сказал он. – Совсем еще девчонка…

Я засунула руки под ляжки.

– Я не маленькая, просто не хочу рассматривать грязные картинки, – возразила я. – Убей теперь меня за это.

– Может, еще и убью, – засмеялся Джек. – Дело, видишь ли, в том… По моему мнению, любовь вовсе не грязная штука. И ее изображения тоже. Грязь в головах у некоторых людей.

– Это как понимать?

– Да и журнал не мой, я его одолжил шутки ради. Похоже, я сделал большую ошибку… Или же меня водит за нос маленькая динамистка, которая побежит домой и доложит все своей мамочке.

– Слушай, я с ней такое не обсуждаю, ясно? И я не то, что ты только что сказал!

– А что я сказал?

– Ты думаешь, я маленькая, а это не так.

– Ладно, ладно, – проговорил он, подняв руку и играя моими волосами. – Мы ведь с тобой добрые друзья, мне неприятно думать, что тебе нельзя доверять.

– Можно, можно, прояснили уже. Давай наконец поедем домой!

Джек скатал журнал в трубку и провел краем по моей ноге, потом еще и еще раз.

– Я его, наверное, еще подержу у себя, прежде чем отдавать. Ты мне скажешь, если захочется полистать. Вместе и посмотрим.

– Нет, спасибо, – отказалась я.

– Нет, спасибо, – передразнил он и сунул журнал под сиденье.

Некоторые собаки легли. Одна бегала по вольеру.

– Долорес, – прошептал Джек, – смотри!

Его рука была между ног, и он тер свою шишку, глядя на меня.

Я отвернулась и уставилась в окно. Слезы текли и часто капали.

– Нельзя ли это прекратить? – попросила я.

Джек уже не казался мне тем, кого я хорошо знала. В голове молнией промелькнуло: я ведь могу вообще никогда не попасть домой.

– Что прекратить?