Дверь открылась, и Равелла быстро обернулась. Но это был не маленький человек, вернувшийся с герцогом, а темноволосый и темноглазый мужчина. Он улыбнулся ей. Когда он заговорил, она поняла, что, хотя он говорит по-английски совершенно правильно, у него французский акцент.

— Прошу извинить за вторжение, мадам, но мне сказали, что здесь мистер Хопер.

— Мистер Хопер, это маленький человек в алом камзоле? — спросила Равелла.

— Это точное описание нашего друга и хозяина.

Равелла широко открыла глаза.

— Он владеет этим домом?

— Да, и большинство платных предложений идет через него. Я затрудняюсь сказать, насколько богат мистер Хопер.

— Возможно, он богат, но мне он показался немного сумасшедшим.

Француз покачал головой:

— Сумасшедший — неподходящее слово, мадам. Проницательный, расчетливый, жадный — да, но сумасшедший — нет! Наш друг слишком хороший делец, чтобы быть сумасшедшим.

— Мне кажется, вы пристрастны к нему. Тогда почему вы пользуетесь его гостеприимством?

— Как очаровательно вы об этом говорите! Я могу ответить, что нигде в Лондоне вы не встретите таких красивых и очаровательных женщин, как в Уайт-Хаус.

— О!

Равелла почувствовала, что ей нечего ответить на это. Затем она встревожилась, потому что темноволосый джентльмен подошел ближе, глядя на нее так, что она инстинктивно ощутила негодование. Она почувствовала опасность. Не было никакой логики в таком ощущении, только примитивное и непогрешимое чувство.

— Вы одни, мадам? — спросил француз тихим голосом.

Она отступила от него.

— Я жду моего опекуна.

— Как удачно! Очень удачно! Ваш опекун ревнив? Или иногда у вас есть возможность прислушаться к мольбам менее удачливого человека?

Равелла еще отодвинулась от него.

— Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр, — холодно сказала она. — Умоляю вас не откладывать ваши поиски мистера Хопера. Вы легко найдете его в другой комнате.

Француз засмеялся:

— Вы восхитительны. Этот невинный вид, подлинный или мнимый, и, без сомнения, полезный способ торговли? Но такой вопрос дерзок. Позвольте мне коснуться вашей руки и прошептать кое-что в ваше прелестное маленькое ушко.

Говоря это, он подходил к ней ближе, а Равелла подняла голову и вызывающе посмотрела ему в лицо:

— Мне не доставляет удовольствия знакомство с вами, сэр. Я была бы благодарна, если бы вы оставили меня.

— Вы не можете быть так жестоки! — воскликнул француз, и в глазах его блеснул странный огонек, хотя губы еще улыбались. — Вы прекрасны, — нежно сказал он, — на самом деле прекрасны, и, хотя это и странно, думаю, вы боитесь меня. Вы быстро дышите. Почему вы боитесь?

Он протянул руку и постарался приблизить ее к себе. Но когда он коснулся ее, терпение Равеллы лопнуло. С криком ужаса она вырвалась и побежала от него. Она почти добежала до двери, и, к ее огромному облегчению, вошел герцог.

Равелла бросилась к нему.

— О, пекки! пекки! — восклицала она. — Заберите меня отсюда! Скорее заберите меня отсюда! Этот… человек… напугал меня!

Она прижалась к нему, спрятав лицо на его плече, дрожа всем телом.

Герцог поверх ее головы посмотрел на француза. На миг глаза мужчин встретились, и француз первым опустил взгляд.

— Простите, господин герцог, — сказал он, — я только дразнил эту… юную леди.

Равелла пыталась собраться. Хотя она прижалась к герцогу, он не ответил ей, не обнял. Она побледнела и отодвинулась от него.

— Простите, пекки, — пробормотала она. — Он испугал меня.

Герцог вошел в комнату, а мистер Хопер с естественным желанием не вмешиваться в их беседу мягко закрыл за ним дверь. Герцог посмотрел на француза:

— У вас преимущество, сэр. Вы, очевидно, знаете, кто я.

Француз поклонился:

— Я граф Жан де Фобер.

— Тогда, сэр, — жестко ответил герцог, — я должен просить вас о любезности. Моя подопечная, которой, как я догадываюсь, вы представились, приехала сюда по ошибке. Я оставил ее на балу в Белчестере и не ожидал увидеть здесь и, как вы понимаете, в этом помещении. Могу я положиться на ваше слово, что вы не раскроете ее пребывание здесь сегодня?

— Слово чести, господин герцог.

— Благодарю вас, сэр.

Герцог повернулся к двери, но голос француза остановил его.

— Но, герцог, — улыбнулся француз, — может быть, вы позволите мне заехать в Мелкомб завтра? Я оценю честь быть представленным вашей подопечной.

Герцог колебался. Равелла протянула руку и коснулась его руки.

— Нет, — сказала она, — не позволяйте ему!

Но герцог не обратил внимания на ее тихий голос.

— Мы будем рады видеть вас в Мелкомб-Хаус, сэр, — официально сказал он, открывая дверь, чтобы Равелла могла выйти из комнаты.

Герцог не сказал ни слова, пока они не сели в карету, а потом резко, голосом, которого Равелла боялась больше всего, спросил:

— Почему вы здесь?

— Я приехала, чтобы найти вас. Вы обещали, что поведете меня на ужин, но была полночь, а я не могла найти вас. Швейцар в Белчестере сказал, куда вы поехали.

— И вы уехали, не сказав Гарриэт?

— Да. — Голос Равеллы стал совсем тихим. — Я забыла. Я вдруг испугалась без вас.

Герцог промолчал. Казалось, он не мог найти слов. Потом Равелла спросила:

— Но, пекки, что это за место? Первый человек, с которым я говорила, мистер Хопер, очень странный. Я думала, он сумасшедший. А граф, он напугал меня.

Она сидела на краешке сиденья, и в свете фонарей герцог мог видеть ее лицо, вздернутый подбородок и круглую шею. Ее маленький нос вырисовывался на фоне сиденья, красиво очерченные, чувственные губы слегка дрожали, а глаза с еще хранящимся в них страхом смотрели на него. Равелла хотела видеть, сердится ли он, потому что его холодный и властный голос тревожил ее.

— Вы должны твердо усвоить одно правило, Равелла, — назидательно произнес герцог. — Делать то, что вам говорят. Меня всегда слушаются, и это единственное, чего я жду от своих домашних, кто бы они ни были.

— Но вы не запрещали мне ездить в Уайт-Хаус, — возразила Равелла, — значит, я не ослушалась вас, поехав туда.

— Не старайтесь обмануть меня или себя. Вы хорошо знаете, что я ожидал, что вы останетесь с Гарриэт, и этого достаточно. Раз и навсегда, Равелла. Вы будете послушной, я требую этого.

— Да, пекки.

Равелла была близка к слезам, но не позволила им пролиться. Они ехали несколько минут в молчании, потом герцог сказал: