– Нам туда, – сказала Ядвига и указала рукой на гряду, что заполонила юг, отгораживая Туркмению от Турана.

На ущелье, у устья которого высаживал волков орбитальный модуль.

– Только я на площадку забегу, – предупредила Ядвига.

Они отклонились к Хендывару; Ядвига о чем-то недолго переговорила с часовым в отрытом по полному профилю окопчике, и грациозно выскочила на поверхность.

– Пойдем! – ей явно не терпелось показать Арчи нечто необычное.

«Стоп! – спохватился вдруг Арчи. – Стоп!»

Он тут изо всех сил борется с совестью… а его ведут в ущелье. Якобы купаться.

Купаться. В ущелье.

Вот именно.

«А уж не шлепнуть ли меня решили? – похолодев, сообразил Арчи. – Но зачем такие сложности? Это можно было без риска проделать и на базе. Или даже в давешнем окопчике, если волки по какой-либо причине решили утаить факт убийства своего консультанта от Варги.»

По спине прогулялся легкий озноб, но зато перестало докучливо ныть в груди.

Драка – это не обман. Драка – это именно то, чего разведчику негоже стыдиться. Даже если это поединок с женщиной. Впрочем, волчица Ядвига, хоть она и экономист, это такой противник, с которым не каждый из землян-мужчин совладает. Да и неизвестно еще, действительно ли она экономист. Арчи помнил Гнома, человека, безусловно, очень и очень опасного. А Ядвига, похоже, однажды разобралась с ним. По своему, по-волчьи… разве что не насмерть.

– Это, конечно, не Ков-Ата, – беззаботно, совершенно не замечая хаотичных, как метания потерявшегося термита, мыслей Арчи сообщила Ядвига. – Но тоже примечательное место.

– Ков-Ата? – тупо переспросил Арчи.

Он действительно понятия не имел – что еще за Ков-Ата, на которую ссылается Ядвига.

– Ков-Ата – это пещера, частично затопленная пещера. Немного западнее, по Бахарденской трассе. Озеро там. Теплое, говорят, даже зимой.

– Озеро? – пробормотал Арчи. – Ух ты…

– Ага! – радостно подтвердила Ядвига. – Извини, не удержалась. Хотела тебе сюрприз сделать… да выболтала заранее по скверной бабской привычке.

Ядвига обезоруживающе улыбнулась и вдруг взяла Арчи за руку.

Тот даже напрячься не успел. Но ничего не произошло – Ядвига просто шла рядом, держась за его ладонь. Будто дошкольница на прогулке.

Дорога шла вгору. Зев приближающегося ущелья распахивался перед ними, словно пасть лежащего на боку дракона. Сказочного дракона, которых на самом деле не бывает. Искрошенные каменные зубы обрели буро-рыжий цвет, и отчего-то казалось, что они загорели под безудержным южным солнцем.

Они так и вошли в ущелье рука об руку. Правда, вскоре пришлось разнять ладони, потому что прыгать по камням в сцепке – удовольствие сомнительное.

Они заходили все глубже в таящуюся меж склонами тень. Подъем постепенно становился круче, и карабкаться приходилось уже не по прямой, а зигзагами, по выщербленным терраскам едва в полметра шириной.

А потом, на очередной терраске, открылось оно. Даже не озеро – озерцо. Округлая чаша, полная пронзительно синей воды. Вода еле заметно играла в каменном ложе, и непонятно было: то ли она сама по себе такая синяя, то ли в озерце просто отражается небо.

В сущности, это была, вероятно, лужа, непонятно почему не высохшая со времени последнего дождя. Но назвать такую красотищу лужей язык не поворачивался.

– Здорово, правда? – прошептала Ядвига.

– Ага… – только и смог ответить Арчи. Все его страхи и сомнения вдруг испарились, словно по волшебству. Осталось только оно – чудесное озерцо на стыке склонов ущелья.

– Я пошла, – сказала Ядвига, снимая ботинки. А потом одним непостижимым движением сбросила комбинезон. На ней ничего не осталось из одежды. Совсем ничего.

Почти без всплеска Ядвига скользнула в воду; вынырнула, радостно отфыркиваясь.

– Ну же! – засмеялась она. – Лезь ко мне!

Арчи с некоторым сомнением стянул ботинки, рубашку, и замер на краю озерца, почему-то не решаясь тоже раздеться догола.

Судьба решила за него: камень под ногами неожиданно подался, раскрошился и с хлюпаньем ухнул в воду, а следом за ним рухнул и Арчи, как был, в легких брюках и с иглометом в кармане.

Едва он вынырнул, Ядвига повисла у него на шее. Соприкосновение дурманило; Арчи хотел отдышаться – и не смог. Ему не позволили.

Губы у Ядвиги были горячие и требовательные. И руки тоже. Несмотря на то, что вода в озерце была пронзительно холодной, почти обжигающей; и еще вода была такой чистой, что невольно хотелось сравнить ее с глазами Ядвиги, но Арчи сейчас не видел глаз Ядвиги, потому что Ядвига закрыла глаза.

Одной рукой Арчи прижал волчицу к себе, не переставая целовать ее. А второй полез в карман.

За иглометом.

Он уже достал оружие и даже будить игломет не пришлось – тот проснулся от воды. Отпустить предохранитель было делом мгновения.

И вдруг Ядвига открыла глаза.

– Господи… – прошептала она. – Да будь же ты человеком хоть иногда…

Арчи замер.

– Убери игломет. Убери его ко всем чертям, слышишь? – шептала она, сердито. – Убери!

У Арчи враз стало пусто в голове.

– Убери! Видишь? – Ядвига вдруг отняла правую руку и отбросила нож, который, оказывается, до сих пор упирался Арчи под ребра. Далеко отбросила – к одежде. Нож ощутимо звякнул на камнях, ведь волки пользовались металлическими ножами. – Видишь? Я безоружна. А ты обещал, что не станешь убегать.

Медленно-медленно Арчи выпростал руку с иглометом. И тоже швырнул его вверх, на камни. В отличие от ножа игломет упал почти бесшумно.

Ядвига тотчас прильнула к нему. Словно ничего не случилось.

А потом они, продрогшие, выбрались из воды, и Ядвига сняла с него промокшую одежду, и они любили друг друга прямо на камнях, неистово и жадно, словно в последний раз. Нож был рядом, и игломет тоже был рядом, но у Арчи больше не возникало мысли дотянуться до оружия.

Ему показалось, что темнеющее небо одобряет подобные поступки.

* * *

Кейл с отцом вернулись из Ашгабата уже в темноте, на последнем рейсовом биобусе. Малыш раздулся от съеденного мороженного и выпитого морса, его отец – от пива. Оба были довольны собой, друг другом и замечательно проведенным днем.

В биобусе Кейла убаюкало, и от остановки он ковылял крепко держа отца за руку и задремывая на ходу.

Дома Кейл был немедленно сдан на руки матери, а отец, включив в комнате свет, переоделся в домашнее и уже совсем было приготовился повалиться на диван перед телевизором, но тут взгляд его упал на одиноко белеющий на роговице стола лист пластика.

С надписью.