Я выпрямилась, вытирая руки о подол. Неужели влюбился? Да, говорил, что нравлюсь, но эти грустные и выжидающие глазки — уже слишком. А может, его мое короткое платье так сильно вдохновляет? Да я уже на себе пару десятков взглядов замечала, голодных от навязанной магией и личными качествами похоти. А если уже до этого прикида нравилась, то сейчас у него фантазии могли и взыграть. Вот только для дружбы такие мысли очень губительны, потому спросила прямо:

— Что тебя беспокоит, Скиран?

— Вчера поговаривали, что ты с Арлой куда-то шла. С наложницей.

— А-а, так ты решил, что айх меня в наложницы хочет взять? Нет, ничего подобного! Я ему в этом смысле даже не нравлюсь!

— Пока не нравишься, — сказал он удрученно. — Потому что даже сильные маги не обладают зрением крылатых.

— Каким еще зрением?

— Тем самым, которое позволяет видеть с высоты полета каждую мелочь. Люди на такое не способны, им ты кажешься обыкновенной. Но только не для эйоха. Но рано или поздно он может разглядеть, что ты очень сильно отличаешься ото всех женщин, — у тебя глаза цвета застывшей стали с прожилками из платины, у тебя идеальные изгибы тела, худоба эйоха не обманет, а твои волосы… ты знаешь, что у тебя в каждой волосинке есть три разных оттенка? Ты настолько красива в этой своей необычности, что даже мое племя не осудило бы, реши я выбрать такую подругу. Да за одни твои глаза тебе простили бы отсутствие крыльев.

Подругу? Я осторожно отступила. Этого мне еще не хватало. Я вскинула руку, как если бы собиралась остановить его от движения ко мне, хотя Скиран только разглядывал.

— Так, осади коней! Мне бы не хотелось, чтобы ты питал ложные иллюзии. Я тебя слишком ценю, чтобы жертвовать нашим общением!

— А зачем чем-то жертвовать? — он смотрел теперь на мои губы, и, я абсолютно уверена, в них тоже уже рассмотрел пятьдесят оттенков розового. — Я ведь ни о чем не прошу. Но мне не хотелось бы узнать, что самая красивая на свете девушка станет чьей-то временной утехой, пусть даже владыки. Он заслуживает всего, что имеет, но ведь ему должно хватить Арлы, Найри и прочих, коих друг от друга не отличишь.

— Ему и хватает! — заверила я, изображая веселый смех от его предположения. — Нет, Скиран, твой владыка всего этого не видит, и слава богу. Богине, в смысле. Меня даже айх Ноттен признал некрасивой, а он никогда не врет. Так что не переживай, — я вскинула палец вверх и поднажала: — И иллюзий не питай! Хотя за комплименты благодарю. Но лучше уж я здесь буду считаться уродиной, чем… как ты описал.

Я возвращалась с пустым ведром, думая не только о том, что сегодня работа идет быстрее некуда — хоть каждое утро к Ринсу бегай за дыханием, но и об осторожности с эйохом. Он все еще открытый и приятный парень, но мне хватает проблем и без его ревности.

Я не сразу после ужина отправилась к Ринсу — если уж быть точной, то ночь наступает ночью, а не вечером. Заскочила к Китти, чтобы обсудить прошедший день. Проблем с работой у нее не было, она выполняла обязанности принеси-подай-нарежь-помой на кухне среди таких же рабынь, тревожили ее только грузчики, которые иногда доставляли ящики с овощами и поглядывали на молоденьких кухарок. В том числе были среди них и те, с которыми мы имели несчастье познакомиться. Они пока не нарывались, но у волнения Китти были причины — по меркам этого мира она считалась прехорошенькой.

Вот и что ей советовать? Куда пинать и как визжать в случае нападения насильников? Но у некоторых людей, не обладающих опытом в стрессовых ситуациях, в моменты страха наступает паралич тела и мозга. Я, конечно, подкинула совет, который сама слышала не раз:

— Если зажмут тебя где, кричи: «Пожар!», Китти. На «помогите, убивают» все, наоборот, в норы прячутся, а вот на угрозу пожара не выскочит только ленивый. И да, бей, царапайся и ори, будто у тебя с крышей непорядок. Покажи им что угодно, но только не жертву.

Я и сама знала, что этого может оказаться недостаточно. Особенно когда нападающих несколько — в толпе люди подбадривают друг друга, потому даже самые большие лохи способны на зверства. Но вот зачем айх Ринс рядит красоток в эти платья? Одень Китти в приличную одежду, проблемы бы в несколько раз сократились.

Этим вопросом я и мучилась, пока шла к нему после того, как стемнело. К счастью, в открытом коридоре на этот раз наложниц не было, потому я спокойно прошла к знакомой двери и постучала, прежде чем войти.

Ринс был внутри — одетый в ту же белую рубаху, которая совершенно ему не подходила своей простотой. Такие должны всегда должны ходить в черном, чтобы не сбивать прицел для ассоциативного мышления. За широким развязанным воротом виделась часть груди с черной татуировкой, которую мне так и не удалось толком рассмотреть. При моем появлении айх отложил какую-то книгу на столик и развернулся ко мне.

— Вы и читать можете в повязке? — удивилась я, забыв его поприветствовать.

— Я все могу в повязке, Катя. Но обычно женщины предпочитают, когда я без нее.

Я вспомнила то, что меня давно заинтересовало:

— Арла, похоже, вас любит. Или так вас боится, что убедила себя в том, что любит. Не то чтобы мы с ней были большими подругами, но все же мне небезразлична ее судьба, потому спрошу, если позволите. Это настоящие чувства, или вы ей их внушили?

— А ты как думаешь?

Он провожал взглядом мое движение, пока я проходила к нему и усаживалась напротив — теперь получилось на край его кровати, поскольку он занял ближайшее к ней кресло. Ответила, хорошо подумав. В принципе, айх спокойно реагирует на честность, и мне от нее дышится легче:

— В моем мире это называется Стокгольмский синдром, айх. Это когда жертва начинает испытывать сначала понимание, а потом и любовь к своему мучителю. Что-то в голове у этих бедных женщин перемыкает, непроизвольно и не связано с какими-то хорошими сторонами их палача. Просто болезнь, полет кукухи над гнездом. Понятнее не объясню, я не специалист.

— Видимо, в твоем мире я был бы Стокгольмским королем.

— Это уж точно, — я невольно рассмеялась.

Ринс улыбнулся в ответ, но через секунду качнул головой:

— Нет, это не так, если я правильно тебя понял. Арла принимает страсть за любовь, а эти чувства многие люди путают. Если не быть строгим к определениям, то ее чувства — как и всех моих женщин — настоящие.

— Настоящие? — я не сдержалась от брезгливой усмешки. — Они ползали у вас под ногами! Я знаю, что такое страсть — она не опускает людей так низко.

— Выходит, ты не знаешь, что такое страсть. Ладно, об этом как-нибудь в другой раз. Приступим? Я нашел несколько косвенных способов проверить…

— Айх Ринс, — осмелилась я перебить. — Можно задать вам еще пару вопросов до того, как мы начнем?

— Кажется, ты переоцениваешь мое терпение, — вопреки сказанному, он продолжал улыбаться. И обескуражил, добавив: — Задавай. Два.