— Откуда ты?..

Но отвечать ему не надо. Память услужливо подкидывает скрытые ранее воспоминания, как крепкие руки наклоняют меня над душевым поддоном, вынуждая извергнуть содержимое желудка. Хочется провалиться сквозь землю… Но на деле я просто закрываю ладонями глаза.

— Максим, у нас… Мы… — всё же решаю задать тревожащий вопрос, так и не раскрыв ладоней.

Но в ответ он молчит так долго, что я всё же поднимаю лицо и смотрю на него, натыкаясь на злой взгляд из-подо лба.

— По-твоему, я забрал тебя у Голубева, чтобы сделать это самому, пока ты в отключке? — Максим встал и отошёл на несколько шагов, сложив руки на груди. Желваки на скулах натянулись, взгляд стал жёстче, обдав морозом. — Думаешь, мне это нужно?

— Прости.

Становится дико стыдно, и я опускаю глаза, но тут же вскидываю их, потому что Ларинцев оказывается слишком близко, нависая сверху, упираясь руками в спинку кровати.

— Думаешь, мне бы потребовалось опаивать тебя, чтобы уложить в постель, Нина?

Дышать от его близости становится трудно, и я инстинктивно подтягиваю лёгкое одеяло под самое горло, создавая самой себе обманчивое ощущение защищённости.

— И да, переодевал тебя тоже я. Или стоило доверить это дело Должанову? А может ты предпочла бы спать в мокрой одежде?

Да, наверное, предпочла бы. И очень надеюсь, мокрой она стала потому, что меня облили водой, дабы привести в чувство.

— Жду на кухне. Тебе надо поесть.

Максим резко отталкивается от спинки кровати и быстро уходит из спальни, хлопнув дверью. Кажется, я обидела человека, который совершенно искренне помог мне, выручив их сложной ситуации.

Переодевшись в свои джинсы и футболку, я умываюсь в ванной и чищу зубы, выдавив немного пасты на палец. Хочется, как и в прошлый раз, побыстрее уйти, но я и так обидела Максима своим предположением, если сейчас сбегу, будет совсем некрасиво.

Может, это совсем не гигиенично, но ни сумочки, ни вещей своих у меня нет, так что приходится воспользоваться расчёской Максима, что лежит на полочке у зеркала. Несколько раз провожу до самых кончиков, распределив волосы на две части и рассыпав по плечам. Чувствую, как в волосах поселяется запах мужского шампуня. Свежий и приятный. Вообще, мужские парфюмы мне всегда казались либо слишком резкими, либо тяжёлыми. Но от Ларинцева пахнет умопомрачительно. Лёгкий свежий запах не тревожит, но будоражит. И очень ему идёт.

Приведя себя в порядок, иду на кухню. Максим перекладывает что-то из сковороды на тарелку у плиты, а потом ставит на длинную барную стойку, придвигая к краю.

— Садись, — кивает на высокий барный стул, сам придвигается с другой стороны.

Стол в углу, за которым я видела его в прошлый раз ночью, завален конспектами и учебниками. Наверное, он вчера занимался, когда я его отвлекла своим звонком. Создала парню проблемы, а потом ещё и обвинила не пойми в чём.

Я присаживаюсь на стул и подтягиваю ступни на перемычку. Яичница с зеленью и спаржей пахнет вкусно. Рядом чашка кофе с молоком и бутерброд с маслом и сыром.

— Пахнет вкусно, — озвучиваю свои впечатления вслух. — Но я столько просто не съем.

— Придётся, — Ларинцев на меня не смотрит. — Вот ещё. Анжела сказала выпить за завтраком.

Он ставит передо мной невысокий стакан, надрывает уголок небольшого саше и высыпает в воду какие-то гранулы, которые, падая, начинают шипеть и пузыриться.

— Что это?

— Ударный витаминно-минеральный комплекс. Сорбенты вычистили из крови не только наркотик, но и полезные вещества. Пей, Нина, не отравишься.

Последнее замечание больно резануло. Он всё-таки сильно обиделся.

Я выпиваю содержимое стакана и принимаюсь за еду. На вкус так же замечательно, как и на запах. И я съедаю всё до последнего кусочка.

— Спасибо, — складываю посуду, отношу в раковину и сразу мою. Эта минута помогает собраться с духом. — Максим, извини меня, пожалуйста, я не хотела обидеть тебя. Просто… растерялась, наверное. Ты бы подобное никогда себе не позволил. А я… скорее имела ввиду, ну… вдруг сама как-то переступила грань, а теперь просто не помню…

Он сидит там же у стола и внимательно смотрит, а я вжалась спиной в мойку. Язык заплетается и деревенеет. Может, это всё ещё последствия вчерашнего неприятного приключения? Я даже толком не могу объяснить, что вертится в голове. Жду, чтобы он хоть слово сказал.

— Не идеализируй меня, Нина, — давит взглядом, лишённым привычной лёгкости и сквозящей игривости. — Я способен и на более нехорошие вещи. Но тебе об этом знать необязательно.

Не знаю, как реагировать на его слова. Не хочу думать о том, что он только что сказал и что имел ввиду. Что это за нехорошие вещи. И на какие поступки способен человек, которому я в определённые моменты учусь доверять свою жизнь.

Максим закрывает тему, переключаясь на уборку посуды после себя, а я понимаю, что теперь уж мне точно пора. Вижу на полочке свой телефон и облегчённо выдыхаю, потому что просить денег на проезд до общежития у Ларинцева мне совсем неудобно, особенно после такого недопонимания. Вызову такси и расплачусь онлайн-картой.

— Ну ладно, Максим, я уже пойду. Спасибо ещё раз за всё. Ты тогда напишешь, когда репетиция?

— Куда ты пойдёшь? Я сейчас переоденусь и поедем.

— Тебе, наверное, заниматься надо, — киваю на стол с учебниками и тетрадками. — А не со мной возиться.

— Вот приедем, и дозанимаюсь.

— Приедем? Откуда? — кажется, я ослышалась.

— Из общаги. Заберём твои вещи.

А вот теперь точно ослышалась.

— В каком смысле мы их заберём?

Поставив вымытую кружку на сушилку, Ларинцев поворачивается и смотрит так, будто я сейчас несусветную глупость сморозила.

— Ты там больше жить не будешь.

Не вопрос, не предположение, а утверждение. И сказанное таким тоном, будто это истина и обсуждению никакому не подлежит.

— А где же я буду жить, прости за любопытство? — внутри шевелится раздражение, и я складываю руки на груди.

— У меня пока поживёшь, а потом что-то придумаем. Может, к подруге своей опять вернёшься.

Шок от его слов на лице скрыть не получается. Я даже ответить сразу не нахожусь ничего. Вот так вот просто он решил, что и как мне делать.

— Вот как? — голос начинает вибрировать от злости.

— Именно так, — Максим останавливается напротив и снова смотрит прямо в глаза взглядом, не терпящим возражений. Что вообще за привычка такая — неотрывно в глаза смотреть во время разговора? — Нина, в общагу ты больше не вернёшься.

— Это не тебе решать.

Мы замираем друг напротив друга, сверля глазами. Я не понимаю, почему он так давит на меня, я не привыкла, чтобы кто-то что-то за меня решал, не оставляя права выбора. Мама могла настоятельно советовать, но решение всегда принимала я сама. А теперь столкнулась с тем, что кто-то пытается указывать мне, что делать.