class="v">То нежнее сласти той,

Что названа у нас девичьей красотой.

Девица ту красу в один раз потеряет,

Потом к забаве дверь мущинам отворяет.

Любовь быть без сего не может горяча,

Как без огня свеча.

А в сласти ж без любви приятность одинака,

Утешна сладость всяка.

Изображение одно тех нежных дум

В восторг приводит дух и затмевает ум.

А сладость нежная любви не разбирает,

Нередко и пастух с дворянкою играет,

Тут нет любовничьих чинов,

Ниже приятных слов.

Лишь жажду утоли, кто б ни был он таков.

Но только ли того, бывает вся суть в мире,

Пол женский жертвует

Венериной кумире,

И утешает жен не муж:, а кто иной,

Хороший и дурной.

Боярыню — чернец, француз — графиню,

Иль скороход — княгиню.

И со сто есть таких примеров, не один,

Мужик ту веселит, каку и Господин.

Всех чаще у госпож: те в милости бывают,

Которы учат их иль петь, иль танцевать,

Или на чем играть.

Иль кои волоски им неясно подвивают.

У барынь лишь одних то введено в манер,

Чтоб сладость без любви вкушать, и вот пример.

К боярыне богатой

Ходил щеголеватый

Уборщик волосов,

Не знаю, кто таков.

Ходил к ней десять дней или уж три недели,

Он часто заставал ее и на постели.

А барыня хотя б была непригожа,

Да имя Госпожа,

И новомодные уборы и наряды,

Умильные их взгляды,

Приятная их речь

И в нечувствительном возмогут кровь зажечь.

О! сколь приятно зреть Госпож: в их беспорядке,

Когда они лежать изволят на кроватке,

Приятный солнца луч сквозь завесы блестит,

Боярыня не спит.

Вдова ее тогда иль девка обувает,

Чулочки надевает.

Какая это красота,

Сорочка поднята

И видна из-под ней немножко

Одна прекрасна ножка,

Другая вся видна лежит.

Наруже нежно тело.

О! непонятно дело.

Лишь только чьим глазам представится сей вид,

Приятным чувством мысль в минуту усладит.

Потом боярыня, с постели встав спокойно,

Куда ни вскинет взор,

Все в спальне у нее стоят в порядке стройном:

С сорочкою вдова, у девок весь убор,

Там держит кофишенк ей чашку шоколаду,

Тут с гребнем перукер: те люди на подбор,

И повеления ждет всяк от ея взгляду.

Кто в спальню допущен, быть должен очень смел,

Коль в милость Госпоже желает повтереться,

Так чтоб ухватки все те нужные имел,

Какими только льзя от барынь понагреться.

Французы смелостью доходят до всего

И в пышну входят жизнь они из ничего.

Из наций всех у нас в народе

Французы больше в моде:

А этот перукер несмел был и стыдлив,

Не так как этот сорт живет поворотлив.

Благопристойность им всегда та наблюдалась,

Когда боярыня поутру одевалась

И обувалась.

Из спальни в те часы всегда он уходил,

Чем барыню на гнев нередко приводил,

Но гнев ее тогда был только до порога.

Прошло недель немного.

Уборщик к этому насилу попривык

И стал не дик.

Из спальни не бежит он в комнату другую,

Когда зрит Госпожу в сорочке иль нагую,

Тогда-то Госпожа уборщику тому

Такое дело поручила

И научила

Мущине одному

Пересказать о том, что им она пленилась,

А, говоря, сама в лице переменилась.

Ведь ясно показав, что дело о пустом

И нужда ей не в том,

Мысль женска слабости не может утаиться,

Когда она каким вдруг чувством воспалится.

Стремление ее все взор изображал,

Что жар в ней умножал.

Тут руку Госпожа уборщику пожала,

Амурный знак давала.

Но ей в смущении сего казалось мало,

Отважности его она не подождала.

Нетерпеливо ей хотелось веселиться,

Так стала Госпожа с уборщиком резвиться.

И будто бы его, играя, обняла,

Потом еще, еще и, много обнимая,

И тут, и там его хватала,

Спустилась вниз ее рука и то достала,

Что раскаляет их нежнейшие сердца,

Исправно все нашла в тот час у молодца,

Но в этот только раз не сделала конца:

А только нежною рукою подержала,

Сама от сладости дрожала:

Уборщик стоя млел.

Вообрази себе, читатель, эту муку,

В таком уборщик мой огне тогда горел,

Каким его дух чувством тлел.

Он также протягал дрожащую к ней руку

И уж открытую у ней грудь нежну зрел,

А так он был несмел,

Что дотронуться к ней не мог ни разу

И будто ожидал на то приказу.

Прошло так много дней,

Ходил уборщик к ней.

Им только Госпожа себя лишь веселила

Так, так ей было мило.

Вдруг лежа на софе изволит затевать,

Чтоб голову у ней лежачей подвивать,

Уборщик исполнял ея охоту

И начал продолжать свою работу.

А барыня его тут стала щекотать,

Потом за все хватать

И добралась к тому, что ей так нужно,

Играть ей с ним досужно:

Поступком этим стал уборщик мой вольней

И начал он и сам шутить так с ней,

Как шутит с ним она.

Он так же тоже в точку

Отважился сперва боярыню обнять

И в грудь поцеловать,

А там и юбочку немножко приподнять,

Потом уж приподнял у ней он и сорочку

И дотронулся чуть сперва к чулочку:

Сам губы прижимал свои к ее роточку.

И уже от чулка

Пошла его рука

Под юбку дале спешно

С степени на степень,

Где обитает та приятна тень,

Которую всем зреть утешно.

Дограбилась рука до нежности там всей

И уж дурила в ней

И вон не выходила,

Утеху Госпожа себе тем находила,

Уборщик нет.

Не шел ему на ум