– Покажите билет, – требует охранник по-английски, протягивая руку.

– Вы не поняли. Все мои вещи уже в поезде, – качаю головой я.

Он театрально закатывает глаза.

– В поезде, который еще не прибыл?

Крепко схватив меня за руку, он другой рукой берет за плечо Картонного Бомжа и тащит нас по проходу.

– Подождите!

Попытки вырваться ни к чему не приводят, тем более что шею не отпускает.

Старик вцепился в свою помятую коробку, а представитель власти тащит нас к двери с надписью «Stazione Capo».

– Вы ошиблись! У меня правда есть билет на поезд в Бриндизи, честное слово!

– Uno momento, – нетерпеливо обрывает он меня.

Обе его руки заняты, так что он стучит в дверь ногой – дважды и довольно громко.

Из-за двери никто не отвечает, зато у нас за спинами раздается жизнерадостный голос:

– Scuzi!

Мы как по команде поворачиваемся и видим высокого представительного мужчину с военной выправкой. В его начищенных ботинках отражается свет ламп, а острыми стрелками форменных брюк можно брить ноги.

К этому времени вокзал потихоньку оживает, и вокруг нас собирается публика, в том числе хозяйка маленького кофейного киоска, которая при виде меня брезгливо кривит губы.

– Problema? – жизнерадостно спрашивает Галантный Железнодорожник.

На голове у него плоское кепи, как у дежурного по вокзалу в Шамони, и он чем-то похож на Оскара Айзека, только выше и итальянистее. Подойдя к нам, он снимает кепи и сует под мышку.

– Меня зовут Рамона Кини, – торопливо говорю я. – Дежурный по станции в Шамони сказал, что свяжется с вами. Por favor, – добавляю я, надеясь, что они поймут.

Одарив нас сияющей улыбкой, Галантный Железнодорожник достает из внутреннего кармана телефон, молча листает сообщения и вдруг зачем-то подносит экран к моему лицу.

– Точно, это вы, – произносит он на безупречном английском языке, четко выговаривая каждый звук, – Рамона Кини.

Я вглядываюсь в экран, который он мне услужливо подставляет, и вижу моментальный снимок сомнительного качества, на котором изображено самое отталкивающее существо, какое я видела когда-либо в своей жизни. Сосульки растрепанных волос вздыбились от ветра, красное лицо опухло от слез. Ни следа косметики, кроме единственного потека старой туши, ползущего вниз по щеке.

– О господи, – потрясенно шепчу я.

Факт существования этого фото ужасает меня даже сильнее, чем угроза оказаться в одной камере с Картонным Бомжом.

Да что там говорить, личности на этом снимке самое место за решеткой.

Я приглаживаю волосы и заправляю их за уши.

– Мой глубокоуважаемый французский коллега передал мне информацию о ваших обстоятельствах, – утешает он меня. – Путь расчищен, и поезд на подходе. Ваши личные вещи в безопасности у проводника. Место оставили за вами.

Я на мгновение забываю об ужасной фотографии и о непослушной пряди волос, которая не желает заправляться за ухо. К глазам подступают слезы облегчения, и я, не думая, хватаю его за рукав.

– Огромное вам спасибо, – повторяю я раз двадцать на ломаном испанском. – Gracias, muchas gracias.

Не успевает он ответить, как воздух вокруг нас начинает дрожать от звука подходящего поезда. Галантный Железнодорожник отводит меня на нужную платформу. За нами по пятам следуют сердитый охранник и Картонный Бомж.

Когда поезд останавливается, служащий осторожно высвобождает свой рукав из моей хватки.

– Доброго пути, Signorina.

– А я? – произносит на ужасном английском дед. – Я с она.

Дежурный бросает на меня вопросительный взгляд, и мое сердце на мгновение замирает.

– Я что-то упустил? – спрашивает он, но тут мне на выручку приходит сердитый охранник.

Он молча хватает сложенную картонку, запихивает себе под мышку и уводит моего несостоявшегося попутчика прочь.

Из вагона высовывается знакомое лицо проводника с признаками легкого недосыпания. Он всем своим видом показывает, что жаждет вернуть меня на борт, исторгает бурный поток извинений и выражает глубочайшее раскаяние.

Я начинаю говорить, что он не виноват: я сама обронила конверт, но слова замирают у меня на губах, когда я замечаю, что меня привели в купе первого класса. Там уже стоят мой чемодан и рюкзак, из переднего кармашка которого выглядывает телефон.

– Чтобы возместить вам ущерб, мадемуазель, – говорит проводник, обводя рукой купе, похожее на картинку из «Футурамы»: светло-бежевые стены и потолок, стильные зигзагообразные узоры на обивке и мягких подушечках, разбросанных по диванам.

Да-да, на диванах лежат подушечки, благоухающие лавандой.

– Д-должно быть, вы ошиблись, – заикаюсь я, с трудом обретя дар речи. – Ведь это же первый класс?

– Именно, мадемуазель! – сияет проводник. – Отдельное купе первого класса. Правда, оставшаяся часть пути приходится на светлое время суток, но одно ваше слово – и я разложу постель, чтобы вы могли наверстать пропущенный сон красоты.

Купе воплощает собой первый класс в его лучшем проявлении. Соблазн зарыться в мягкие подушки ударяет в голову, как выдержанное вино, и все же я делаю еще одну неохотную попытку прояснить ситуацию.

– Месье, я за это не платила, – бормочу я, осторожно проводя пальцами по тонкой ткани скатерти. – Вы уверены?..

– Absolument, – говорит он, не дав мне окончить предложение. – Bon journeé, mademoiselle.

Проводник уходит. Метнувшись через купе, я запираю дверь, пока он не передумал, и еще раз осматриваю свои вещи: все ли на месте. И лишь после этого поддаюсь искушению проверить мягкость подушек в накрахмаленных наволочках.

Проснувшись от осторожного стука в дверь, я с трудом поднимаюсь на ноги и вытираю скопившуюся в уголке рта слюну. На пороге купе стоит девушка в хрустящей голубой форме, а рядом с ней – нагруженная всякой всячиной тележка.

– Чай или кофе, мадемуазель? – спрашивает небесное создание.

Я указываю рукой на восхитительный серебряный чайничек, и она принимается за дело.

Не успеваю я опомниться, как мой стол разложен и накрыт к чаю: на нем, как по мановению волшебной палочки, появляются фарфоровый чайничек, чашка с блюдцем и тройной подносик с изысканными маленькими сэндвичами и разными видами пирожных. Мой любимый черный шоколад и взбитые сливки представлены во всех возможных вариациях.

Девушка желает мне приятного аппетита и хочет выйти.

– Подождите! Вы можете сказать, где мы? – кричу я, придерживая дверь.

– Только что проехали Римини, мадемуазель, – вежливо отвечает она. – В связи с задержкой в Альпах ориентировочное время прибытия в Бриндизи – семь тридцать.