обходительность. Потом ей пришлось пережить нагло взлетевшие цены, вывешенные обслуживающими банкеты фирмами, отелями, оркестрами и диджеями — всем хотелось подоить счастливых новобрачных, пожелавших сделать этот день незабываемым. Больше всего Грейс не хватало покупательной способности и корпоративной мощи, которыми она обладала на работе, грозной коммерческой силы, которая поддерживала ее в компании. А уж если быть честной, то ее угнетало и обижало, что Эндрю переложил большую часть хлопот — практически все хлопоты — на ее плечи. Да, действительно, она сказала ему, что хочет сама этим заняться, и да, у нее имелось вполне ясное представление, как все будет устроено, и она, конечно, не хотела, чтобы только ради нее он придумывал то, о чем не имел никакого понятия. Но было бы так приятно и так ценно, если бы он проявил желание тоже участвовать в организации, ведь это свидетельствовало бы о том, что все детали для него не менее важны, чем для нее. А так получалось, что он просто придет на ее свадьбу.

Грейс дала себе слово не думать на эту тему в состоянии усталости. Иначе она сразу начнет раздражаться, и ее раздражительность потребует выхода. Если не получится удержать себя в руках, она встретит прилетевшего Эндрю со злобным безразличием и испортит весь вечер.

По дороге домой Грейс заскочила в парочку магазинов приглядеть новенькую кофточку или джинсы, чтобы как-то поднять себе настроение. Но грядущая свадьба превратила ее в спартанца и счетовода в одном лице и не позволяла вот так запросто порадовать себя чем-нибудь миленьким. В одном из своих любимых бутиков она увидела изящного покроя пиджак по цене свадебного торта и сумочку почти по цене прически и макияжа для свадьбы. В результате она купила журнал и пачку попкорна, который намеревалась съесть в поезде.

Грейс решила, что поедет встречать Эндрю в аэропорт, как когда-то, во время учебы в колледже и работы вдали от дома, ее встречали Хелен и Питер. В руках они держали старую картонку с ее именем, написанным от руки яркими буквами. Тогда, выходя с друзьями в зону прибытия, она почувствовала ужасную неловкость, но в ней все равно поднялась волна нежности к родителям за эту встречу.

Дома Грейс быстро приняла душ и проверила, нет ли в телефоне новых сообщений от Эндрю, не задержан ли рейс. Сообщение было одно, и короткое: «Сейчас взлетаем, скоро увидимся, целую».

Они познакомились три года назад на занятиях по бадминтону. Эндрю был начинающим и записался в группу желающих совершенствоваться. Его подход можно было бы передать фразой: «Посмотрим, что же тут такого трудного». Грейс играла в бадминтон с юности и должна была бы записаться в продвинутую группу, но решила, что, поскольку давно не занималась и утратила форму, не стоит форсировать события, и тоже пошла к совершенствующимся. Она в пух и прах разбила Эндрю во время тренировочной игры, правда, он не был настроен на серьезную борьбу. Потом она разгромила его еще раз, когда он уже явно старался изо всех сил. Его кряканье не шло ни в какое сравнение с ее техникой. В какой-то момент он с таким напряжением пытался дотянуться до летящего волана, что пукнул, и это вновь вернуло их к взаимному подтруниванию и к той не вполне очевидной цели, которая маячила за игрой. Естественно, он пригласил Грейс в паб, и они вскоре перестали посещать бадминтонные занятия, а вместо этого отправлялись выпить и пофлиртовать.

У Эндрю была хорошая семья, он окончил хорошую школу, жил в хорошем районе и имел хорошую работу; такие вещи производили впечатление на Грейс — возможно, лучше сказать «обнадеживали», — хотя и шли вразрез с ее взглядами. Не то чтобы Эндрю гнался за материальными благами, но он, несомненно, участвовал в игре, где человек пытается показать, что он настолько успешен, что ему нет дела до всего материального. Грейс с удовольствием подкалывала его, причем не всегда добродушно, в основном потому, что он рос с двумя старшими сестрами и привык к заботе, а не насмешкам. Еще в самом начале их знакомства Грейс заболела мононуклеозом, и у Эндрю была вполне уважительная причина перестать с ней видеться, однако вместо этого он купил ей новую пижаму и читал книжки про инспектора Морса — про то время, когда Морс ездил на «лянча» и игнорировал эсэмэски друзей, звавших его развлечься вечерком. Когда же Грейс поправилась, отношения уже обрели серьезность, в них появилось что-то задушевное и настоящее. И все это произошло благодаря тому, что они просто сидели рядом и разговаривали.

Иногда Грейс задумывалась, не слишком ли обычный человек Эндрю? Он никогда, в сущности, не понимал музыку, читал биографии спортсменов, любил ходить в пабы и на матчи регби, а его политические взгляды ограничивались представлением, что другие люди напрягаются в жизни не меньше, чем он. Грейс же в глубине души все еще оставалась студенткой-коммунисткой со скрытыми бунтарскими наклонностями. Она гордилась своим вкусом: для нее экспериментальные альбомы Лори Андерсон были круче любых певцов-мужчин; портреты Люсьена Фрейда навевали мысли о характерных актерах в депрессии; длинные и неторопливые фильмы Сатьяджита Рая сначала разбивали, а затем переполняли ее сердце; она выбирала самые неочевидные маршруты для путешествий. Не однажды ей приходила мысль, что, возможно, Эндрю слишком уж простоват, чтобы их отношения имели будущее, и порой в те первые месяцы она отталкивала его, почти желая, чтобы он понял, что такие разные вкусы — это тревожный сигнал. Но, несмотря на все, Грейс нравилось, что Эндрю не требует от нее внимания и заботы. Он не усложнял себе жизнь, не волновался понапрасну, не имел комплексов и зависимостей. Даже от Грейс он не зависел. Она знала, что он сумеет найти счастье в жизни, как бы ни сложились их отношения, и от этого чувствовала себя свободней. В их общении не возникало никаких дополнительных трудностей, и, будучи с ним, она вполне могла не забывать о себе.

Для Эндрю Грейс была просто женщиной, непохожей ни на какую другую женщину, да и вообще ни на какого другого человека. Раньше ему нравились идеальные девушки, девушки, которые выглядели и говорили так, будто все их возможности в жизни — всего лишь вопрос времени. Но, встретив Грейс, он нашел ту, которая все понимает гораздо глубже. Она была проницательной, но не осуждающей, умной, но сомневающейся, увлеченным мастером в любом деле, но при этом никогда не теряла голову. Ему нравилось, что она читает книги не для того, чтобы составить о них мнение, а чтобы