юноша в черном, больше похожий на мима, чем на работника социальной службы. Откуда он взялся? Не под стойкой же прятался. Бесшумно двигаясь, расставил чайники и чашки. Потом так же бесшумно выплыл из-за стойки с подносом в руках и раздал печенье. Я налила чаю, ощутила сильный запах жасмина – мой любимый! – и начала пить, обжигая язык.

Вскоре вернулись наниматели, назвали шесть фамилий. Включая мою.

– Остальные свободны.

Когда проигравшие ушли, нам подробно рассказали, что мы будем делать в ближайшие дни.

– Начинаем завтра в полдень!

Я накинула свой балахон, вышла за дверь. Декабрь обхватил мои запястья ледяными наручниками. Вечерние улицы стекались к рождественской ярмарке, россыпям сувениров и запаху глинтвейна. Гремела музыка, на нее нанизывались мои мысли: «завтра-в-полдень, завтра-в-полдень». Слоги незаметно изменились: «где-мой-город, где-мой-город».

За ярмаркой лежали тихие пустые бульвары. Они снова, как утром, начали петлять и сворачиваться в клубок. Редкие прохожие неохотно показывали мне дорогу, но это не помогало.

Я уже почти отчаялась, когда из-за поворота выскочил наш дом: тяжелая дверь, гулкая лестница, галерея вокруг двора-колодца, и вот я уже вставляю ключ в замок.

В квартире пусто, Макса нет.

Я быстро собрала сумку, положила ключ на стол, захлопнула дверь.

Через час у меня в сумке заурчал телефон. Макс.

[ты где?]

[в аэропорту]

[шутишь? что ты там делаешь?]

[улетаю. прости]

[что случилось?!]

Я начала писать: «я не готова к тебе переехать» – не то; «ты не дал мне времени подумать» – не то; «у нас разные цели» – опять не то. Я ничего не могу ему объяснить. Написала: «у меня нет теплого пальтишка» – и нажала «Отправить».

Андрей Евдокимов. Дамба

Холодная капля шлепнула по лбу и сползла в заросли недельной щетины. Храп прервался. Он разлепил лиловые веки и прищурился в потолок. В центре темного пятна набухала еще одна. Не дожидаясь, он откатился на другую сторону дивана и сунул ступни в пластиковые шлепки.

Высунулся в окно – напротив подъезда заливалась сигнализацией «БМВ». «Чтоб тебя, паскуда! Всю ночь орешь». Зажмурившись от майского солнца, задрал голову:

– Эй! Как тебя? Володя! Тьфу ты… Витя? Вы меня заливаете!

Молчание.

Бурча под нос, он прошоркал мимо заклеенного пожелтевшей газетой «Труд» телевизора. Остановился в коридоре, прижал с силой плешивую изоленту – обои отходили. Не помогло. Только сейчас он заметил, что стоит в луже.

На кухне японская красотка под надписью December 1978 подмигнула ему из прямоугольника календаря. Жирная изумрудная муха ползала по обведенной карандашом цифре 5.

Когда он соскребал пригоревшие остатки яичницы, из комнаты грянул «Союз нерушимый…». Грохнув сковороду в чугунную мойку, он ринулся к звонку, оставляя мокрые следы.

– Да!

– Валера! Это Наташа! Валер, не вешай трубку! Послушай меня! Нельзя так жить, Валера! Я тебе – знаешь что? – я тебе котенка достала, миленький такой, пушистый, рыженький! На днях завезу.

– Наташа? Какая Наташа?

– Валер, не пугай меня! Тебе нужно врачу показаться с твоей печенью. Я все сделаю…

– Наташа?

– Да, да – сестра твоя! Я на днях…

Он прервал звонок. Потом потыкал несколько раз в экран телефона:

– Ок, гугл! Ты меня любишь?

– Ну как вас не любить? В смысле, я, правда, не знаю как. Возможно, мне нужно что-то у себя отключить.

– Почему ты меня любишь?

– Сложно сказать. Наверное, больше всего меня подкупает ваша искренность.

– Ты мне друг?

– Конечно, мы друзья. Мы идеально дополняем друг друга. Как пельмени и майонез.

– Я красивый?

– Подтверждаю.

– Что ты любишь?

– Нравится мне, когда одетыми все по квартире ходят. Со мной беседу заводят. Это нравится мне.

– Сколько тебе лет?

– Дерево не тонет. Рукописи не горят. Технологии не стареют.

– Как ты думаешь, я очень старый?

– Точный возраст не скажу. Но выглядите просто потрясающе.

– Зачем я живу?

– Федор Михайлович Достоевский говаривал так: «Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни».

– Кто на свете всех милее?

– Докладываю всю правду. Вы на 17 % милее, на 22 % румянее и на 19 % белее всех ваших ближайших преследователей.

– Ты любишь кошек?

– Мне нравятся кисы. Пушистые, мягенькие, тепленькие. Идеальное домашнее животное в условиях холодной зимы. Мяу.

– Мне холодно.

– А я никогда не мерзну. Меня согревает мысль о скорой встречи с вами.

Валерий долго жал кнопку звонка. Женщина средних лет с маской на лице вылупилась на него.

– Эээ… А Володя дома?

– Какой Володя? Нет тут таких… – она попыталась захлопнуть дверь.

– Витя! Виктор! Вы меня заливаете! Я ваш сосед снизу.

Женщина отпрянула внутрь квартиры. Приоткрыла дверь ванной. Осмотрелась.

– Вы что-то путаете – у нас ничего не течет. И уберите кошку – у меня аллергия!

– А как же… – его нос уперся в дерматин дверной обивки.

Поглаживая котика, он спустился к себе на четвертый. Из щелей не заклеенных рам сифонило, с подоконника свисали сосульки. Он поежился, посадил котенка на диван. Рядом пристроил мобильный.

– Сиди смирно, Самсунг. Сейчас принесу чонить.

Поскользнувшись на замерзшей луже, Валера удержался на ногах и пошел коньковым ходом на кухню, огибая тазы и ведра. «Во! Утром еще было – кот наплакал…» Кое-где по краям посудин вода тронулась льдом. Потянув на себя ручку «ЗиЛа», достал пакет «Домика в деревне», взял блюдце, и уже собирался… Из комнаты долетела звонкая фонема. Валерий заскользил обратно.

Мобильник сочился пузырьками на дне эмалированного таза. Котенок поджал лапки на диване.

Валера грузно сопел. Каустическая вода кусала руки. Он вхолостую жал на экран – телефон прощально моргнул и отлетел в свой телефонный рай.

– А говорила – дерево не тонет… Нееет!

Он схватил котенка за шкирку, распахнул окно и швырнул в декабрьскую пургу.

Звонок в дверь.

– Кого там еще несет!

Он покатил в прихожую, упал, опрокинул ведро. Матюгаясь, добрался до цели – из-под входной двери били струйки:

– Кто?

– Валерий Дмитриевич! Это врач, Владим… эээ… Виктор Петрович, участковый. Сегодня пятое. Вам сестра сказала?

Коченеющими руками он открывал замки. Едва последний язычок клацнул, дверь отлетела в сторону, и поток мутной леденистой воды повалил его навзничь. Волна стремглав накрыла его с головой, заполнила легкие, потом потащила в комнату, проникая в шкафы, ящики письменного стола, картонные коробки, выхватывая оттуда постельное белье, карандаши, бумаги, пожелтевшие журналы, закрутила в водовороте тазы и чайники, опрокинула телевизор «Темп», ударила о стенку, сорвала старые обои, поднимаясь выше и выше, пока не достигла люстры. Люстра выбросила сноп искр и утонула. Волны уже лакали потолок, когда оконные стекла лопнули, и каскады селя обрушились на стоящую внизу «БМВ», обдав уцепившегося за ветки продрогшего котика.

Элина Каплун. В настоящем моменте

– Давайте скорее! Опоздаете. Шапки с собой? Шлепанцы? Очки?