влажный вечерний воздух. С близкого пивзавода тянуло солодом, и ее опять замутило. Да уж, в тупике. И посоветоваться не с кем, разве что вон, с навигатором. К девчонкам с этим не пойдешь, у обеих материнский сдвиг мозга. К родителям – тем более: там отношения и раньше были не айс, а после ее переезда вообще испортились. А Сашик… Сашик – большое дитя. Сидит на работе до ночи, потому что дома Ника ему в игрушки резаться не дает. По дому помочь, в магазин съездить – не допросишься. А позавчера вон вообще заявил, что не готов к такой ответственности, ему, мол, и кота с головой хватает. Ну, не готов – и хрен с тобой! Хорошо хоть, Танька с работы быстро помогла договориться: в платных клиниках цены заоблачные, а в государственной на тринадцатой неделе и слушать не хотели… Счас вот пробка рассосется – и поедем сдаваться к этой Золотаревой, или как ее. Холодно-то как уже, блин, зима почти…

Ника дернула плечами, села в машину, завела мотор и включила печку. Радио, покончив с рекламой, запело про в бой идут молодые львы, и она вспомнила, как они с дядькой вот так же сидели в машине, слушали «Ундервуд», и она говорила, что поступать не будет, пойдет работать, родители против, конечно, но ей плевать, лишь бы из дома свалить поскорее. Юрка ее понял тогда, он ее всегда понимал. Десять лет разницы, по возрасту скорее в братья годился, она и воспринимала его как брата. Юрка Фисюрко, смешная фамилия, и сам он был смешной: длинный, тощий и рыжий. Глаза цвета овсяного печенья и такие же круглые. Именно Юрка ей тогда с переездом помог, и денег частенько подбрасывал. А Ника с его котом возилась, когда дядька по работе мотался. А потом он придумал в Канаду ехать – ну да, хорошие программисты везде нужны. «Опель» вот на Нику переписал. И кота отдал, временно. А за два дня до отъезда полез в речку спасать лебедя, который в рыбацкой сетке запутался, – и утонул: холодная вода, остановка сердца. Ох, как она на него злилась, даже на похороны не хотела идти! Лебедя, блин, он спасал, а ее бросил. Теперь вот и посоветоваться не с кем. Ну, и ладно, она взрослая, она уже сама все решила. Ника пристегнула ремень и решительно съехала с бровки.

– Вы прибыли в пункт назначения. Он находится справа от вас.

Она оставила машину на колдобистой темной парковке; подходя к зданию, безуспешно поискала глазами табличку с номером дома. Ладно, не миллион же тут больниц, в самом деле.

– Здравствуйте, я к Золотаревой, – сказала Ника в окошко администраторши.

– К Чеботаревой, наверное? – молоденькая девица улыбнулась, обозначив детские ямочки на щеках. – Вы записаны? Тогда проходите скорее, а то без вас начнут. Комната пять, прямо и налево.

Ника пошла по коридору, удивленно тараща глаза: а они тут с юмором, однако! Ладно, скоро все это кончится, вот он, пятый кабинет. Вошла – и обалдела: внутри полно было женщин с младенцами на руках. Посреди комнаты, раскинув, как ангел, крылья из голубой ткани, стояла дородная дама:

– …потом перекрещиваем сзади и выводим через плечо вперед. Женщина, а вы почему без ребенка? Написано же – с детьми!

– Я с ребенком. Извините, – Ника попятилась и выскочила в коридор. Постояла, прикрыв рот рукой, потом глянула на часы – и схватилась за телефон:

– Здравствуйте, это Вероника, от Сорокиной. Да, на шесть… Простите, ради бога, навигатор меня завез черт-те куда… Утром? А во сколько? Да, в восемь отлично. Спасибо огромное!

– Фисюрко! – старший серафим на секунду приподнял защитные очки, полыхнув неистовым взглядом. – За владение техсредствами – зачет! А вот за общий результат – неуд, позор и геенна огненная. Шучу. Но переделать придется, Юр. И как ты психологию живых сдал в прошлом семестре, не понимаю. Ладно, времени у тебя – до ихнего завтра. Иди, работай.

Юрка вышел из аудитории, поскреб рыжую шевелюру, взмахнул крыльями и тихонько полетел над пухлыми подсвеченными золотом облаками. «До ихнего завтра» у него все время мира. Он обязательно что-нибудь придумает.