– Она и на меня произвела… сильное впечатление. Но тогда я подумал, что это оттого, что еще одна деталь из твоего видения совпала. А сейчас мне кажется, что дело не только в этом. Как ты думаешь, кто это написал?

– Сотников, кто же еще? – Полина пожала плечами и пригубила вина. – Фотография его жены, стояла в его кабинете. Кто, кроме него, мог сделать надпись?

– Есть одна смелая мыслишка, но нужно проверить.

Я принес записную книжку Стаса. Записей в ней было немного, но их хватило, чтобы подтвердить мою мысль: почерк совпадал. Именно это тогда, в кабинете Сотникова, меня и поразило: мое подсознание узнало почерк брата.

– Надпись сделал Стас, – сказал я, пряча записную книжку на шкаф, чтобы Полина не могла случайно на нее наткнуться. – И, судя по всему, сделал ее тогда, двенадцать лет назад, когда проходил лечение, только забыл. И лицо Алевтины ему было знакомо, потому что он видел эту фотографию. Но, как ты сама говорила, из периода реабилитации он вообще мало что помнил – побочный эффект методики доктора Сотникова, – я усмехнулся и залпом выпил налитое в бокал вино.

– Но что означает эта запись, как ты думаешь? И зачем он ее оставил?

– Скорее для кого. Может, для себя, а может, и для меня. Это нечто вроде послания. Или предупреждения. Или зарубки на память. Нет, все же для себя. Стас знал, что многое забудет о своем пребывании в реабилитационном центре. Возможно, об этом его предупредил врач или кто-то из пациентов.

– Но я все равно не понимаю, зачем он написал это на фотографии Алевтины. Вряд ли он думал, что когда-нибудь снова окажется в этом кабинете.

– Ну, что он думал по этому поводу, мы пока не знаем. Возможно… – И тут мне в голову пришла такая страшная мысль, что стало дурно. Закружилась голова, меня сильно качнуло. Чтобы удержаться и не упасть, я схватился рукой за столик. Полина почувствовала мое состояние. Да что там почувствовала, она буквально прочитала мои мысли. Я не хотел ей этого говорить, честное слово!

– Ты думаешь, – медленно произнесла она, – что это Стас убил Сотникова? – У нее опять было то самое выражение лица, будто она меня видит.

Мы долго молчали, потрясенные и совершенно раздавленные. Наконец Полина заговорила:

– Этого не может быть. Потому что убийство произошло позавчера, а Стас погиб двенадцать лет назад.

– А кто тебе сказал, что он погиб? – с нелепыми завываниями, еле сдерживаясь, чтобы то ли не разрыдаться, то ли не грохнуть что-нибудь об пол, проговорил я.

– Ты, – сдержанно сказала Полина.

– Я! Конечно! Да что я знаю?! Ничего я не знаю! Я уже самому себе не верю. Не верю своей памяти, не верю ничему!

– Еще пять минут назад верил.

– Нет. С самого начал, как только увидел эту чертову фотографию, стал сомневаться во всем! И в своих воспоминаниях, и в своем рассудке! А больше всего в том, что он тогда погиб.

– Но ведь все произошло на твоих глазах, – усиленно спокойным голосом, каким говорят с капризными детьми или с сумасшедшими, возразила Полина. Мы поменялись с ней местами: теперь она была само спокойствие и рассудительность, а я истерил, как вздорная бабенка.

– Да. Все произошло на моих глазах. Почти все. Обрати внимание на это почти. Я не видел момента столкновения, я не видел, как Стас бросился на дорогу, я вообще многого не видел. Минуты три, а то и целых пять, Стас находился вне поля моего зрения. За это время многое могло произойти.

– Ну да. – Полина усмехнулась, – брат-близнец, подмена и все такое. Ты уже высказывал эту нелепую версию.

– Да, нелепую! – взвился я. – А ты предложи другую, лепую!

Полина ничего не ответила, но как-то странно улыбнулась – снисходительно и в то же время заговорщически.

– Но что, что ты можешь сказать? – не выдержал я.

– Что ты купил не одну, а две бутылки вина. Я это поняла по звуку, когда мы разбирали продукты.

Я сначала опешил, не понимая, о чем она, а потом рассмеялся.

– Конечно, две. Разговор ведь предстоял нелегкий.

– Ну так и тащи свою вторую бутылку.

Я принес вино из кухни, открыл бутылку, снова наполнил бокалы. Все эти действия меня немного успокоили. Во всяком случае, истерить я перестал.

– Допустим, – начал я, когда мы выпили, – Стас жив. О том, как и почему это произошло, пока думать не будем, просто примем на веру. Тогда, двенадцать лет назад, во время лечения у Сотникова он что-то такое узнал. Понимая, что может это забыть, написал себе записку – та самая надпись на фотографии Алевтины. И вот сейчас воскрес, переместился из другой реальности – не знаю, что еще сделал! – чтобы убить Сотникова. И вот…

– Подожди! – перебила меня Полина. – Не говоря о том, что все это звучит… мягко говоря, дико, так тут еще ничего не сходится! Из того, что я видела, получается, что Сотникова убил Борис Стотланд.

– Если ты имеешь в виду рукав от рубашки, то это полная чушь!

– Но это улика…

– Никакая это не улика! Рукав не мог так просто оторваться. Это все подстроено специально, чтобы подставить Бориса.

– А нападение на Алевтину?

– Тоже подстроено. Вспомни, как все это произошло. Стас якобы получил сообщение, задержался на крыльце подъезда, вбежал, когда услышал крики, завязалась драка в темноте. Все это он мог попросту инсценировать.

Полина, немного подумав, покачала головой.

– Нет, там был еще кто-то, третий. Напал на Алевтину не Стас. Но ты прав: Бориса действительно подставили. Рукав оторваться не мог, его подпороли, да и рубашку эту он носил только дома, на улицу в ней никогда не выходил. И нападение тоже подстроенное. Причем с одной лишь целью – подставить Бориса. Самой Алевтине этот человек явно зла не желал. Я сейчас вспомнила одну деталь. Напавший набросил ей на шею что-то мягкое, вроде шарфа. Если бы это происходило зимой, то можно бы было подумать, что шарф он просто снял с себя. Получается, он специально взял такое «орудие убийства», чтобы не повредить ей шею. Но убийца Сотникова не Стас, так что на этот счет можешь совершенно успокоиться.

Я подлил себе вина, у Полины в бокале еще оставалось много.

– Хочу выпить за то, чтобы ты оказалась права! – предложил я тост. Мы выпили. – И что нам делать теперь?

– Позволить событиям развиваться, я же сказала.

– Не думаю, что это хорошая идея, если вспомнить, что за события происходили в твоем видении.

– Если ты имеешь в виду Алевтину и все такое, – спокойно проговорила Полина, показывая всем своим видом, что совершенно перестала меня ревновать, – то не нужно принимать план действий буквально. Влюблен в нее был не ты, а Стас, поэтому сможешь легко избежать каких-то… – Полина запнулась и пощелкала пальцами, подбирая подходящее слово, – каких-то интимных моментов, – смущенно закончила она. – Не нужно пока объяснять ей, что ты не Стас. Но встретиться с ней необходимо. Вот завтра и встретишься. А сегодня позвонишь ей и извинишься, что не смог прийти.