Александр уходит поглубже, метров на восемь от ламп. Левая рука, приложенная козырьком ко лбу, на какое-то время защищает глаза от мучительно яркого света. Он пользуется этим, чтобы осмотреться. Стена в глубине сделана из больших белых камней, несколько черных камней образуют свод. Это похоже на пещеру. Перед ним в стене огромные вырубки. И этот ужасный холод… Боковые стены явно сложены руками человека из старых пористых кирпичей. Он видит вделанные в пол кольца. Высота потолка не менее трех метров. Никаких окон, ни малейшего шанса убежать.

Голос снова обращается к нему:

— Я вижу, вы осматриваете место, где будете жить? Вы находитесь на глубине двенадцати метров, температура здесь одиннадцать градусов и зимой и летом.

Александру кажется, что у него вот-вот лопнут барабанные перепонки. Каждое слово этого ненормального врезается в мозг. На глубине двенадцати метров! Как же его найдут?

— Черные камни среди известняка — это кремень, он залегает на глубине не менее восьми метров и образует изолирующий слой, препятствующий проникновению влаги. Я обтесал вкрапления, встречающиеся на нашем уровне, чтобы вы не поранились. Что касается известняка — это удивительный материал. Благодаря давлению, которому он подвергается на такой глубине, он стал очень прочным, а кроме этого, он представляет собой идеальный звукоизолирующий материал: когда тут работали новозеландцы, никто ничего не слышал. Короче говоря, шум извне вас раздражать не будет.

Александру кажется, что у него начались галлюцинации. На глубине двенадцати метров под землей, одиннадцать градусов, новозеландцы… В какой ад он попал?

— Выпустите меня отсюда, вы, кусок дерьма!

— По поводу свободы существует одна интересная мысль: пока не потеряешь ее, не понимаешь, что она значит.

— Да пошли вы знаете куда?

Шепот:

— А у вас очень красивая жена.

— Что… Что вы сказали?

— Нет, это все же невероятно. С самого начала вы думаете только о себе, о своей жалкой, ничтожной жизни. А вы хоть раз подумали о вашей жене Карине и сыне Тео? Вы ведь думаете, что они дома? Что они, может быть, ищут вас?

— Прекратите!

— А живы ли они? А вдруг вы их уже безвозвратно потеряли? Вы думаете, что сильнее меня, у вас еще появится желание сопротивляться. Но скоро вы поймете, что ничего не можете, и, что бы вы ни делали, ваша психика начнет разрушаться. И тогда наружу выйдут все грехи, вся ложь. Вы на них наплевали. Вы прошли мимо, не замечая их. Но наплевать на меня вам не удастся.

— Вы меня с кем-то путаете! Я…

— Я вас путаю? Хотите посмотреть фотографии?

— Какие фотографии, черт возьми?

Вздох.

— Во всяком случае, не бойтесь, пытать вас я не буду. Применение силы, физических пыток — это паршивая методика, она ни к чему не приводит.

— Кто вы такой?

Тень не двигается, голос звучит невероятно спокойно:

— Ограничьтесь повиновением. Тогда вы будете меньше мучиться.

Силуэт удаляется, но свет остается включенным. Прижавшийся к решетке пленник выкрикивает оскорбления. Тогда слева, откуда-то из глубины, раздаются жуткие вопли. Вой, словно доносящийся издалека. Два голоса, потом три, все сразу. Другие люди, заточенные в чреве земли.

Далеко слева Александр различает бледные отсветы. Это другие камеры, которые осветили, так же как и его собственную.

— Кто вы? Ответьте! Ответьте! Чего он хочет от нас?

Крики стихают. Тишина. Жуткая тишина. И ледяной воздух, обжигающий каждый квадратный сантиметр кожи.

О боже, сколько же их тут?

Воспаленные глаза Александра с трудом различают конверт, просунутый сквозь прутья решетки. Он осторожно берет его, возвращается к желобу, садится спиной к входу и вскрывает конверт.

В нем лежат письмо и авторучка.

Александр разворачивает бумагу, он не понимает, отчего дрожат его пальцы — от холода или от страха.

Никогда еще ему не доводилось читать такие ужасные вещи. Это не укладывается в голове.

Этот тип — самый страшный из всех безумцев, когда-либо живших на земле.

Александр кидает ручку об стену.

— Я в жизни не подпишу этого, идиот поганый! Пошел ты в задницу!

Среди ночи Люк Грэхем внезапно просыпается в своей запертой спальне.

Он знает. Он знает, где видел больного кататонией.

Зажигая по дороге все лампы, он бросается на второй этаж. От страха, что из-за любой двери может выскочить человек в капюшоне, у него перехватывает дыхание.

Вооружившись крюком, психиатр открывает люк, ведущий на чердак, и тянет за шнур, привязанный к выдвижной лестнице. Она резко вываливается и чуть не разбивает ему голову. Так и не починил. Черт, совсем забыл.

Вооружившись фонарем, Люк карабкается по лестнице, с каждой ступенькой он все больше отдаляется от настоящего и погружается в минувшие годы. Он колеблется, замедляет движения, но не отступает. Под конец он подтягивается на руках и падает на толстый слой стекловаты. Этого небольшого усилия достаточно, чтобы начать задыхаться. Курево, мало упражнений, все вместе. Раньше он три раза в неделю бегал по пляжу.

Раньше…

Под крышей свистит ветер, свет фонаря уместен здесь так же, как в открытом спустя много лет гробу. Судя по всему, скоро пойдет дождь. Люк медленно встает, ноги дрожат, он с трудом удерживает равновесие. Дело не в том, что у него кружится голова… Нет, дело в неустанно преследующих его лицах. И в этом человеке в капюшоне…

Все кажется мертвым. За долгие годы пыль толстым слоем покрыла старую посуду, чемоданы, забитые елочными гирляндами, старыми бесполезными украшениями, которые бережно хранила Анна. Она была как муравей. «Когда-нибудь детям это пригодится…»

Когда-нибудь…

Люк опускает фонарь. Идти по этому чердаку — то же самое, что возвращаться к истокам. Любой может прочесть здесь историю его семьи.

Под ногами то и дело попадаются старые бутылки. После трагедии он пил даже тут, на чердаке. Виски, водка — годилось все. В одной бутылке еще осталось немного джина.

Люк с трудом пробирается к коробкам, нагроможденным под двумя толстыми балками. Он смотрит прямо перед собой, избегая поворачиваться влево, потому что там, как он помнит, лежат игрушки. Мешки с куклами, маскарадными костюмами, машинками, фигурками могучих рейнджеров и суперменов… По мере того как он продвигается, головы кукол поворачиваются в его сторону, открываются пластмассовые глаза, пальцы тычут в него, изо ртов вырывается крик. Люк начинает задыхаться и пригибается. Время остановилось, ему остается только страдать.