— Караульные доложили, что слышали шум перевозимого оружия, сэр. С двух часов начались вспышки, перестрелки, стычки с патрулями. Снег идет не прекращаясь. Зона видимости на данный момент менее двадцати ярдов.

Пэт кивнул.

— Все в состоянии готовности?

— Как вы приказывали, сэр.

Пэт закурил сигару и сел у стола. Он нутром чувствовал, что они приближаются.

— Все готово, мой кар-карт.

Осклабившись, Гаарк кивнул Джураку, непосредственно командовавшему наступлением, и, пришпорив коня, поскакал вдоль плотных колонн атакующих отрядов. Он поднял голову и увидел, что снег, который шаманы называли благословением предков, все еще идет. Гаарк подумал, что это было не просто благословение, а двойное благословение. Во-первых, снегопад дал ему возможность совершенно незаметно вывести из-за Апеннин десять уменов и разместить их в полумиле от города. Во-вторых, вместе с выпадением снега температура воздуха значительно поднялась. И по сравнению с недавними лютыми морозами было практически тепло.

С севера доносился грохот орудий. Это был диверсионный отряд в миле отсюда. В предрассветной дымке Гаарк скорее чувствовал, чем видел, как широко раскинулись его войска. Каждый умен, состоящий из десяти тысяч воинов, подразделялся на десять полковых отрядов по тысяче. Они шли плотным строем по двадцать бойцов в шеренге и пятьдесят в колонне. Флажки, установленные в снегу сразу после захода солнца, указывали путь к городу.

Проезжая мимо своих солдат, Гаарк видел, что они готовы к бою. За долгие месяцы холодов армия поредела. Зато выжили самые стойкие и сильные ее представители, жаждущие человеческой крови. Эту жажду пришлось утолять пятью тысячами чинов. Одного раба делили на двадцать воинов. Поскольку разводить огонь было запрещено, их ели сырыми. Весь снег был залит кровью и усыпан тщательно обглоданными костями. Главный надсмотрщик возражал против бойни, говоря, что таким образом бантаги лишатся пяти тысяч обученных рабов, в то время как после захвата города в их распоряжении будет гораздо большее поголовье. Но Гаарк настоял на своем, зная, что запах крови лишь разжигает аппетит.

Гаарк не ошибся. Его воины решили, что развлечение лучше, чем еда, и все ночи напролет придумывали разнообразные изощренные пытки, применяя их затем на своих рабах. Но после того как прошел слух о скором наступлении, бантаги забили оставшийся скот, перерезая глотки, отрывая руки и ноги, пожирая мозг, сердце, печень и легкие.

Гаарк посмотрел на восток, где занималось утро. На расстоянии вытянутой руки можно было увидеть падающие снежинки.

Он повернулся к Джураку:

— Запомни, самое главное — преодолеть стену. После этого начнется суматоха. Полковые командиры получили указание сразу идти в гавань. Это все. Начинай.

Джурак отдал честь и, пришпорив лошадь, рванул вперед. Всадники с линейными флажками приподнялись в седле и размахивали штандартами, которые в темноте казались черными и почти совсем не были видны издалека. В строю сохранялась строгая дисциплина. Не было слышно ни радостных возгласов, ни песен. Пока они не будут за городской стеной, радоваться нечему. Гаарк поскакал прямо в середину расступающихся перед ним воинов и привстал в стременах во весь рост с поднятым вверх кулаком, что символизировало скорую победу.

Полковник Уильям Шиппи шел по парапетной стенке, высоко подняв ворот шинели, чтобы снег не летел за шиворот. Казалось, что эта ночь никогда не кончится, но сейчас, глядя на старшего сержанта, старого русского бойца, он уже мог разглядеть его угловатые черты и заиндевевшую бороду. Приближался рассвет.

— По-прежнему думаете, что они наступают, сержант?

— Я их носом чую, — ответил сержант, принюхиваясь.

Шиппи засмеялся.

— Серьезно, сэр. У них запах, как у мокрых медведей. Правда. Ветер дует на восток и несет сюда этот запах. Они там, сэр. Их тысячи.

Шиппи задумался. Как-то странно все складывалось. Он участвовал в борьбе с тугарами. Почти всю кампанию против мерков провалялся с брюшным тифом. Теперешняя война все время велась где-то вдалеке от него. Сначала он находился на Западном фронте, охраняя границу от мерков, затем был переведен в резервный полк в Рим и, наконец, стал командиром этого полка.

Теперь ему предоставился шанс проявить себя и получить чин бригадного генерала. Готорн, черт возьми, был всего на полгода старше, а уже командовал целой армией. Ему просто повезло, не более того.

Сержант с тревогой посмотрел поверх ледяной стены.

— Что там, сержант?

— Они идут! Идут!

Не дожидаясь приказа полковника, сержант вскочил и с криками побежал вдоль парапетной стены, срывая покрывала с выдолбленных во льду блиндажей.

Шиппи посмотрел вдаль, не понимая, что нашло на сержанта, — там ничего не было. Но через мгновение он их увидел. На фоне серого пейзажа появилось еще что-то более темное, движущаяся черная стена.

Солдаты, стоящие на сторожевых постах, уже вскинули ружья. Шиппи хотел им крикнуть, чтобы они не стреляли, так как впереди могли оставаться полковые патрули, но ружейные выстрелы прогремели, и стало ясно, что, если там кто-то и был, он наверняка погиб.

Наступление началось. Бойцы Республики беспрерывно стреляли по надвигающейся черной стене бантагов, которые то и дело подпрыгивали, натыкаясь на спрятанные под снегом колья и путаясь в натянутых телеграфных проводах.

С поднятыми ружьями бантаги двинулись на заграждения. Одни, сраженные выстрелами, падали с парапетной стенки, другие пытались залезть на нее. С трудом пробираясь по снегу, который доходил им до пояса, бантаги любой ценой стремились прорваться сквозь ледяные баррикады.

Слева послышался сигнал горна, который тут же подхватили другие. Справа прогремела пушка, так что Шиппи вздрогнул от неожиданности. Огромный язык пламени взметнулся в темноту, и он увидел несколько упавших замертво бантагов.

Глянув вниз, полковник заметил, что прямо на него ползет бантаг, вырубая прикладом выемки для ног. Он достал револьвер, наклонился и трижды выстрелил вниз. Бантаг бесшумно рухнул на снег, но по проторенному пути сразу же появился следующий. Когда выемки кончились, он достал ружье и начал выбивать новые.

С левой стороны несколько бантагов подтащили лестницу и прилаживали ее к парапетной стенке.

Шиппи отошел назад. «Я полковник, черт подери, — подумал он, — и не мое дело стрелять по этим подонкам». Он побежал к артиллеристам, вылезающим из своего бункера. Один из бойцов расчета еще только натягивал шинель. Шиппи хотел отчитать их, так как им давно уже следовало быть возле орудия, но вместо этого пошел дальше, к своему блиндажу.

Отдернув занавеску, он вошел внутрь, щурясь от света керосиновой лампы, подвешенной к потолку.

— Штаб знает? — крикнул Шиппи связисту.

— Я им уже сообщил, — с явным испугом ответил тот. Телеграфный аппарат стал издавать какие-то звуки.