— Гриша, нам не о чем говорить, — сказала она. — Уходи, Гриша. Уходи, ты мне омерзителен! — сорвалась на крик девушка.

— Даша, я не один! — тревожно предупредил Люпус.

Девушка посмотрела в «глазок». Гришка действительно пришел не один. Он привел с собой и держал сейчас за шиворот того самого бандита, который вчера подбивал его надругаться над Дашей.

Ситуация складывалась куда более опасная, чем казалось на первый взгляд. Тет-а-тет Люпус мог снести от Даши любые обидные слова. Мог даже смириться с тем, что она его не впускает, уйти и явиться вновь часа через два, выпив покрепче и окончательно разнюнившись. Он бы сел под дверью и принялся слезно молить Дашу о прощении: такое уже бывало. Но вот при свидетеле из братвы Гришка ни за что не спустит любовнице оскорбления. Ведь по их понятиям баба — не человек. И позволять ей распускать язык, поднимать голос на пацана означает потерю всяческого уважения блатных. Вместе с уважением — и авторитета…

Дверь пришлось открыть. Даша молча впустила Люпуса в прихожую. Вслед за собой тот втащил своего спутника.

— Кого это ты приволок? — неприязненно спросила Даша, делая вид, что не узнает Гришкиного братка.

— Его зовут Грюн! — прохрипел Люпус яростно. — Это он вчера меня спровоцировал, чтобы я тебя!.. — Гришка осекся, не решаясь произнести грубое слово.

— Он не виноват, Гриша, — неохотно вступилась за парня Даша. — Ты сам стремился унизить меня как можно больнее. Он просто угадал твои желания и помог тебе решиться… Не трогай его.

Нет, она не жалела Грюна. Просто девушке совершенно не хотелось созерцать тот фарс, который намеревался разыграть перед ней Люпус. Даше хотелось, чтобы Грюн поскорее ушел и оставил ее наедине с Люпусом. Чтобы она побыстрее смогла хоть словесно рассчитаться с любовником за свои вчерашние муки…

— Ну уж не-е-ет! — Люпус сгреб Грюна за грудки. — Он мне за тебя ответит! По полной ответит, клянусь!

Коротко вздохнув, Даша уселась на пуфик. Она поняла: жестокого зрелища не избежать. И приготовилась перетерпеть еще и его. Делать нечего…

— Ну ты, с-сука! — шипел Люпус прямо в лицо Грюну. — Ты бабу мою оскорбил, ты понял?! Замочить тебя за это мало! Ну, давай, схлестнемся вот здесь сейчас один на один, как положено между мужчинами! Ну, согласен?!

Надо сказать, квартира у Даши была довольно шикарной. В частности, ее прихожая представляла собой не закуточек полтора на полтора, как в малогабаритках, а весьма просторный холл размером с небольшой боксерский ринг. Мебели в холле Даша почти не держала. Так что он являлся практически идеальной площадкой для проведения поединка.

— Нет, шеф, не согласен… — затравленно просипел Грюн.

— Почему?! — взвился Гришка. — Я слово тебе даю, слово Люпуса: если одолеешь меня, я тебя круто приподниму! Станешь не простым бригадиром, а старшаком четырех объединенных бригад! Под твоим началом будет двадцать четыре «пацана»! Ты будешь третьим человеком в «семье» после Зигфрида и меня! Будешь контролировать огромный район! И доходы у тебя будут соответствующие! Ну, теперь согласен биться?!

Даша понимала: все, что сейчас сказал Люпус, он сказал для нее. Чтобы происходящее не выглядело в ее глазах идиотской инсценировкой. Иначе, без обещаний, данных Гришкой Грюну, поверить в серьезность схватки простого бригадира с «папой» будет просто невозможно. И Даша не сомневалась: Люпус выполнит обещанное, выполнит тщательно и педантично. Если, конечно, Грюн его побьет. Только вот побить Гришку в драке один на один практически невозможно…

— Так согласен?! — крикнул Люпус сопящему Грюну.

— Нет…

— Почему?! — окончательно разъярился Гришка. — Или ты слову моему не веришь, вошь лобковая?!

— Верю, шеф… Но…

Грюн действительно верил слову Люпуса. Бригадир, да и вся братва знали: если Гришка дает слово, то держит, чего бы ему это ни стоило. Даже если дает слово без свидетелей, как сейчас. Ибо не может же считаться свидетелем баба, в самом-то деле… Но знал Грюн и другое: если он не начнет сопротивляться, то Люпус просто разобьет ему морду, и все. А если Грюн вступит в драку с озверевшим Люпусом, то тот его искалечит. Так как поединок есть поединок. Братве не к чему будет придраться. Примерно так Грюн и объяснил Гришке свой отказ от схватки.

— Ссышь, значит?! — Люпуса аж трясло от бешенства. — Ты ж каратист, мастер, черный пояс! А я обычный блатняк! И дерусь, как в зоне научился! Чего ж ты струсил-то, спортсмен?!

— Ты сильнее меня, шеф… Ведь мы спарринговались, забыл?..

— У-у-у! — безумно взвыл Гришка, закатив глаза. — Ах ты, немчура рассудительный! Все просчитал, фашистская морда!

Не сдерживаясь более, Люпус врезал Грюну правой в лицо. Парня откинуло назад, но Гришка удержал его левой за грудки. Ударил еще раз. И еще раз. И еще…

— Гриша, хватит! — подала наконец голос Даша. — Не заводись, Гриша! Довольно с него…

Люпус послушался. Грюн взглянул на девушку с невольной благодарностью. Физиономия у парня была разбита основательно: обе брови рассечены, нос и губы расквашены, под глазами набухали фонари. Но переносицу Люпус Грюну не сломал и зубов не выбил. «Спасибо телке, — подумал Грюн. — Не останови она шефа, он бы мою харю в хлам…»

— Пошел вон отсюда! — театрально произнес Гришка.

Он взашей вытолкал Грюна из квартиры, едва удержавшись, чтобы не дать ему пинка под зад. Но удержался-таки. Ибо пинок под зад, так называемая «параша», для блатного — оскорбление. А Люпус, несмотря ни на что, оставался идейным блатным.

И опускать своего бойца морально Гришка все же не собирался…

— Ну и что ты этим доказал? — холодно спросила Даша Люпуса, когда на лестнице стихли шаги Грюна.

Гришка рухнул на колени.

— Дашенька, прости меня! — взмолился он. — Дашенька, милая, солнышко мое, орхидея моя, прости ублюдка, пса поганого! Я одним воздухом с тобой дышать недостоин! Но я люблю тебя, Дашенька, больше всего на свете, больше жизни своей вонючей люблю тебя! Да, я урод, чмошник, тля, но нет у меня в мире ничего дороже, чем ты! Будь милосердна, девочка, прости меня!

Он задыхался от искреннего, отнюдь не наигранного раскаяния. Наедине с Дашей Люпус мог обзывать себя такими словами, за которые убил бы любого, кто посмел бы их произнести в его адрес. Но, оправдываясь перед возлюбленной, Гришка испытывал такой мучительный стыд за подлые свои выходки, что старался причинить себе настоящую боль. Ему казалось, он таким образом хоть в какой-то степени искупает свою вину…

— Простить? А куда я денусь?! — горько усмехнулась Даша. — Ведь ты прикончишь меня, коли не прощу!

— Дашенька, что ты говоришь, опомнись! — забормотал Люпус в смущении. — Да я волоска не трону на твоей прекрасной головке! Я не способен!..

На самом деле Гришка знал: если Даша всерьез его бросит, он убьет ее. А потом и себя. Поскольку жизнь просто потеряет для него смысл…