Снова поворачиваюсь к экрану. Отпиваю из бокала вина. Немного кисловато, но в целом неплохое...

Звуки блюза.

"В главных ролях... Микки Рурк... и Ким Бэссинджер... "Девять с половиной недель""...

Резко оборачиваюсь к Артуру:

- Ты чего? Это же эротика!

Он улыбается:

- Смотрела?

- Если честно, нет, но...

- Хороший фильм, - говорит он. - Просто смотри. Тебе понравится, уверен.

Фильм действительно завораживает. С первых же кадров. Но проблема в том, что я знаю, о чём он. И это совсем не мультики. В какие-то моменты происходящее на экрнае будто проходит мимо меня. Потому что я куда больше озабочена целью этого показа.

Артур придвигается ближе. Сидит теперь совсем рядом. Хорошо хоть не трогает меня. В мыслях - то и дело паника. Как мне уехать? Как уйти так, чтобы не обидеть его, но дать понять, что я не настрона на подобное...

Герои в кино тем временем откровенно друг друга хотят... И если бы я смотрела фильм в других условиях, то, наверное, возбудилась бы... Снято действительно очень классно... И играют они потрясающе... Но близость Артура сейчас напрягает. И сильно. Потому что я чувствую, что у него на уме секс. Которого я не хочу.

- Жарко.

Поворачиваюсь к Артуру и вижу, что он снимает свитер. Стягивает его через голову и забрасывает на диванчик. Поворачивается ко мне. Снова улыбается.

Он в одной футболке. Слабый свет подчёркивает рельеф его мышц. Но сейчас я не проникаюсь этим. Вместо возбуждения испытываю дикое желание убежать.

"Сними платье..." - доносится с экрана.

- Сними платье, - вдруг вторит герою Микки Рурка Артур.

- Что? - произносим мы одновременно с героиней Ким Бессинджер.

"Сними, пожалуйста, платье"...

Артур улыбается.

- Ты ведёшь себя, как она.

- Послушай, я...

- Платье. Сними его, - настаивает он. - Хочу вновь увидеть тебя голой.

- Давай, пожалуйста, без этого.

- Без чего, без этого?

- Артур, я...

И вдруг он бросается на меня.

Бросается так, что я не успеваю ничего сделать, как оказываюсь распластанной на полу. Его рука давит на мою грудь, другая жадно залезает под кромку шерстяного платья, нащупывает край чулков, тянет вниз. Пытаюсь отпихнуть его, но тут же стремительно получаю жёсткую оплеуху. Щека взрывается жаром.

В ужасе смотрю на Артура, но вижу только нависающий надо мной чёрный силует.

Он хватает мои запястья, задирает мои руки вверх, и прижимает к полу. Снова нависает надо мной:

- Ты что, блядь, о себе возомнила, а? Еблась с двумя мужиками и решила теперь поиграть в целочку? Даёшь Роме, но прокатываешь меня?! Ты думаешь, я буду это хавать, да? Играть с тобой в мальчика, который "просто друг"?!

Его голос звучит совсем непривычно. Нагло, напористо. И эта хрипотца пугает больше всего...

Сглатываю. Пытаюсь всячески унять панику. Получается плохо.

- Артур, - пытаюсь воззвать к его рассудку я, - послушай, можно я уеду...

Новая оплеуха обжигает огнём. Вскрикиваю.

- Хер там, сука. Ты сначала со мной потрахаешься. Так, как умеешь. А я знаю, как ты умеешь. Страстная, сочная сучка...

На глазах невольно выступают слёзы... Щеки горят...

- Артур, пожалуйста, не надо...

Кругом мерцающая тьма.

- Ты чё думаешь? - распаляется он. - Я тебе терпила сраный? Ты ебёшься с Ромкой, но решила мне не давать?

- Артур, - взываю я, - ты пьян... Пожалуйста, перестань...

Его рука жадно пытается щупает моё бедро, рыщет выше, находит трусы.... Тянет вниз...

Пытаюсь отбрыкнуться, но он явно сильнее...

- Артур, пожалуйста, перестань... Я прошу тебя...

- Тебе же нравится подчиняться, да, сучка? Тебе нравится, когда тебя берут такие, как Рома, да? Я для тебя слишком интеллигентный, да?

- Артур, пожалуйста... - я уже откровенно рыдаю.

- Заткнись, нахуй.

Он с треском рвёт своими мускулистыми руками на мне платье. Ткань больно врезается в кожу.

- Артур....

Он срывает с моих бёдер трусы. Тычет рукой между моих сжатых бёдер, пытается просунуть пальцы.

- Слушай, ты... - нависая надо мной, хрипло произносит он. - Ты думаешь, я не умею быть таким, как Рома, да? Я умею быть разным... И ты сейчас это почувствуешь...

- Артур, пожалуйста, не надо...

Он хватает меня за грудь, больно сжимает, срывает бюстгальтер вниз... Вскрикиваю... Пытаюсь отпихнуть его, но он, упав сверху, давит на меня всем своим весом... Пытается губами нащупать мои губы... Отворачиваюсь... Верчусь... Похоже, его это только раззадоривает...

Комнату заполняют звуки музыки из кино, пыхтение пытающегося уложить меня на спину Артура и мои попытки сопротивляться. Ладонь ложится на рот, Артур нависает лицом надо мной. От него сильно пахнет коньяком:

- Имей в виду... Ты приехала ко мне сама... Заявить об изнасиловании не получится... И я буду тебя трахать столько, сколько захочу... Впрочем, я уверен, тебе это понравится... Может быть именно после этого ты и пересмотришь свои предпочтения... Я же знаю, как ведёт себя Рома в сексе... Знаю, на что ты повелась... Так вот... Я так тоже могу...

Он зажимает ладонью мой рот, и все мои крики превращаются в сплошное мычание. Дёргаюсь, пытаюсь встать, но чувствую, насколько я против него бессильна... Всё, что я испытываю сейчас - только ужас...

Артур копошится, возится на мне... Судя по опущенной руке, пытается высвободить член... Паника охватывает меня, я резко пытаюсь встать, но Артур ещё более резко бросает меня на пол, и я стукаюсь головой об пол... В ушах звенит... Ничего не понимаю.. Пытаюсь кричать, кусать ладонь, но давление такое, что я только еложу на ковре под звуки музыки из телевизора и пыхтение нависающего надо мной Артура...

Спустя секунду комнату оглашает внезапный громкий лай. Какая-то суета рядом.

- Отвали, Майк! Отвали, я сказал!

Я резко оборачиваюсь в сторону собаки и вижу, как лабрадор радостно прыгает рядом с хозяином, думая, судя по всему, что мы тут просто так весело играем... Майк пытается напрыгнуть на Артура и тот вынужденно убирает руку с моего рта, чтобы отогнать собаку. Радостно гавкая, он всё пытается затеять игру с хозяином и в какой-то момент даже сносит его с меня.

Отчаянно перебирая ногами, я тут же отползаю на пятой точке к стене и вскидываю руки, чтобы успеть защититься, если Артур вновь бросится на меня. Но он вдруг словно прозревает. Смотрит на меня так, что я понимаю, он осознал, что творит. И на его лице такая дикая растерянность, что он перестаёт выглядеть угрожающе.