В индустриальных сегментах партизанский бизнес принимает другие формы. Близкие к «пиратам» в своем отношении к праву «интеллектуальной», а в действительности виртуальной и гламурной собственности, производители дженериков и дискаунтеры действуют чаще с нарушением «духа», нежели «буквы» законов об охране этого права. Компании, выпускающие дженерики, то есть дешевые аналоги тех продуктов, что продаются по высоким ценам под всемирно известными брендами, подрывают монопольное положение держателей патентов и лицензий, не столько защищающих, сколько сдерживающих инновации в той или иной отрасли. Дискаунтеры успешно отвоевывают долю рынка у компаний, чья прибыль во многом определяется имиджевой составляющей цены, потому что предлагают клиентам только функцию – продукт или услугу – и исключают из своей деятельности затраты на имидж: модное оформление, престижное расположение и т. д.

Самым известным примером стратегии выпуска дженериков являются фармацевтические компании, выпускающие дешевые аналоги тех препаратов, что продаются по высоким ценам под всемирно известными брендами вроде Prozac, Viagra или Plavix. Создатели лекарств-дженериков подрывают монополию держателей брендов, когда выводят свои препараты на рынок до истечения срока действия патентов на аптечные «хиты». В 2008 году в США рыночная доля дженериков составила 67% в физическом выражении, но только 13% в стоимостном.

Наиболее характерным примером антигламурной стратегии в исполнении дискаунтеров являются авиаперевозчики, устанавливающие низкую цену за главную для клиентов функцию – перелет из пункта А в пункт В – и исключающие из своей деятельности псевдофункции – услуги, работающие на имидж авиакомпании или клиента.

Так же, как партизаны бизнеса возвращают в экономику чистую, «грубую» функциональность вещей и действий и тем самым подрывают основанный на ускоренной циркуляции образов режим глэм-капитализма, партизаны ультрасовременной политики возвращают в нее изначальную, «грубую» функциональность власти и борьбы. Фундаменталисты, антиглобалисты, скинхеды, антифа или даже футбольные фанаты своими акциями устрашения и неповиновения нарушают «права большинства», то есть в действительности лишают политиков и политтехнологов возможности выдавать приверженность имиджу за волеизъявление и конформизм избирателей за легитимность. Власть, превратившаяся в престижное и безопасное владение, в монопольное распоряжение безволием электората, конкурентов, своим собственным, снова предстает как способность навязывать свою волю другим. Практикуемые активистами протестных и экстремистских движений методы навязывания истеблишменту прямого противоборства подрывают основанный на интенсивной манипуляции образами режим глэм-демократии.

В 2011-12 годах в США и Европе маргинальные интеллектуалы из альтер-социальных движений, вдохновленные образами революционной борьбы в Тунисе, Египте и других арабских странах, начали серии акций «Оккупируй!» и «Возмущенные» (Indignados) против господства и сверхдоходов банков и корпораций. Их тактику флешмобов поддержала своими веб-атаками на корпоративные и государственные сайты интернациональная сеть хакеров Anonymous. Тем самым было положено начало сверхновой тактике «умного насилия» (smart violence), все чаще практикуемой альтер-социальными движениями.

«Пиратские», протестные и прочие подобные движения больше других явлений нашего интенсивного настоящего заслуживают названия «сверхновых». Во-первых, потому, что они отличаются от так называемых «новых социальных движений» – экологического, антивоенного, феминистского, правозащитного. «Новые» (в сравнении со «старыми» либеральным, националистическим и социалистическим движениями) за прошедшее с момента их активизации в 1960-х годах время утратили свою новизну. А главное – они сейчас поглощены гламуром или выдавлены им на периферию общественной жизни вместе с их социальной базой – традиционными буржуа. Во-вторых,

► НЫНЕШНИЕ ПАРТИЗАНЫ БИЗНЕСА И ПОЛИТИКИ СОЗДАЮТ ДВИЖЕНИЯ, КОТОРЫЕ ПОДОБНЫ ВСПЫШКАМ СВЕРХНОВЫХ ЗВЕЗД, ТО ЕСТЬ ОНИ КАТАСТРОФИЧНЫЕ И ОДНОРАЗОВЫЕ.

Катастрофичными эти движения являются потому, что они хаотичные, конфликтогенные, брутальные, а не упорядоченные, ненасильственные, благообразные. Одноразовыми их можно назвать потому, что они событийные, а не рутинные.

Аутсайдеры глэм-капитализма и глэм-демократии не создают тщательно выстроенных и рассчитанных на долгую жизнь организационных структур. Аутсайдерам не нужно поддерживать имидж и заботиться о стабильных отношениях с конкурентами и клиентами, с властями и общественностью. Общий организационный принцип структур, создаваемых партизанами бизнеса и политики, можно выразить словами «схватил и убежал» или «укусил и убежал».

Но идеальной организационной формой сверхнового движения стал изобретенный отнюдь не партизанами бизнеса и политики флешмоб. Появившиеся впервые в 2003 году и вошедшие в моду флешмобы организуются как скоротечные акции, нарушающие своей экстравагантностью и непонятностью для обывателей привычную обстановку в общественных местах.

Планируя акции и привлекая желающих участвовать при помощи интернета и рассылки CMC-сообщений, флешмоберы время от времени создают мгновенные толпы на улицах, площадях, на вокзалах и т. п. Одинаково одетые, совершающие одинаковые движения или несущие одинаковые плакаты флешмоберы не пытаются донести до окружающих какую бы то ни было идею, у них нет никакой социальной программы. Но они все равно оказываются партизанами ультрасовременного общества, поскольку создают абсурдистскую альтернативу сложившемуся, обыденному порядку.

► В этом и заключается смысл флешмоба: он создает некую альтер-социальность там, где социальность больше не воспринимается всерьез.

Так же, как не имеющие коммерческих интересов и аполитичные флешмоберы, партизаны бизнеса и политики создают альтер-социальность. Возвращая функциональность вещей и действий в экономику и политику, создавая альтернативу режиму гламура, сверхновые движения не возвращают в общество социальность как интегрированность, нормативность, солидарность.

► Сверхновые движения создают альтер-социальность как альтернативу и публичному, но антисоциальному гламуру, и довиртуальной социальности гражданского общества.

Появление альтер-социальности в виде сверхновых движений не только не способствует реабилитации идеи «гражданского общества», но и лишает смысла другую фундаментальную для социальных наук идею, культивируемую в дискурсе «толерантности». Рассуждения о терпимости к «чужим» образу жизни и культуре, об интеграции «инаковости», о принятии «другого» как о базовых принципах построения цивилизованного общества становятся беспредметными.

Толерантность – ценностная ориентация традиционных буржуа, принадлежащих к прежнему средоточию общественной жизни – старому среднему слою. Толерантность позволяла налаживать взаимовыгодные отношения с «чужими» и поддерживать солидарность там, где раньше царило разобщение, подпитываемое высокомерием аристократии и верой простолюдинов в свою богоизбранность.

Будучи проявлением старой доброй социальности, толерантность одинаково чужда и сверхновому средоточию общественной жизни – гламуру, и маргинальной альтер-социальности аутсайдеров глэм-капитализма. Гламур и альтер-социальные движения одинаково агрессивны, нетерпимы и жестоки. В создаваемых ими сетевых структурах царит племенной дух. При этом противостоящие и даже противоборствующие гламур и сверхновые движения образуют взаимосвязанные, взаимозависимые структуры.