— Как торговля? Процветает?

— Хочешь в продавцы податься? Или в рубщики? — вопросом ответила Ситникова.

Серега хохотнул:

— Как же?! Кто-то меня примет! Окажи протекцию, пойду!

Ситникова увела разговор в сторону:

— Зачем приехал?

— Да так... Игоревич где, не знаешь?

Елена стрельнула глазами, сделала непонимающее лицо:

— Почему ты об этом спрашиваешь меня?

— Дома нет, на работе тоже... Вот и подумал...

— Для чего он тебе?

— Слушай, мы так не договаривались! — осклабился Сергей. — Я тебе вопрос, ты мне вопрос. Это же не разговор... Нужен мне Игоревич, вот и весь сказ.

Сообщать, что Землянский находится у нее дома, Елена Николаевна посчитала излишним. Ничего не обещающим тоном произнесла:

— Скажи, что передать, может, увижу сегодня-завтра...

— Передай, завтра утром к нему на работу заскочу. Это с луком связано.

Глаза Ситниковой потемнели:

— Что-нибудь случилось?

— Ленуля... — укоризненно протянул Сергей. — С Игоревичем разговор нужен...

— Хорошо, передам, — поджала губы Елена Николаевна.

Сергей понимающе хмыкнул, распрощался.

Заслышав звук отпираемой двери, Землянский включил плиту на малый огонь, шлепая великоватыми тапочками, оставшимися Ситниковой как память о втором муже, променявшем ее на невзрачную воспитательницу детского сада, поспешил навстречу:

— Леночка!

Ситникова скинула босоножки, устало и грузно прошла в комнату. Опустившись в кресло, она закурила.

— Что с тобой? — участливо спросил Землянский.

— Водитель твой приезжал...

— С работы? — насторожился Землянский.

— Тот, что лук привозил.

— Серега?.. Говорил что-нибудь?

— Сказал, утром к тебе заскочит. С луком связано...

— С луком?

— Да... Мне ничего не сказал.

Землянский досадливо закружил по комнате. Елена Николаевна остановила его:

— Чего ты психуешь?

— Ну, мало ли... Надо бы сегодня с ним поговорить...

Ситникова медленно выпустила струю дыма:

— По-моему, ты сюда еще не переехал, чтобы приглашать гостей...

— Но, Леночка... — смущенно скривился Землянский. — Понимаешь же, что так просто он бы не искал меня. Наверняка и дома побывал, и на службе...

Ужин он проглотил быстро. Отставив тарелку, виновато посмотрел на Ситникову:

— Пожалуй, я побегу... Вдруг Сергей возле дома дожидается.

Елена Николаевна, которую не покидало чувство неясной тревоги, ощутила, что ей жутко не хочется оставаться в квартире одной, но удерживать Землянского не стала, лишь язвительно бросила:

— Жене передай, завтра получит свои босоножки!..

Землянский нервно поправил галстук:

— Зачем же так, Леночка?

— Разве я что-то не так сказала? — с нескрываемой иронией удивилась она.

Чем ближе она узнавала Землянского, тем скучнее ей становилось. Елена Николаевна ругала себя, убеждала, что если они сойдутся окончательно, это будет далеко не самый худший вариант, но поделать с собой ничего не могла. Она часто вела себя с ним оскорбительно, и в такие моменты Землянский морщился, словно от боли... Но тоже ничего не мог с собой поделать. В его мозгу постоянно вертелась строчка, как ему помнилось, из Некрасова: «Люди холопского звания — сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа». Какая-то неведомая сила привязывала его к Ситниковой. С радостью разорвал бы он эти путы, стер в памяти даже воспоминание об этой женщине, но никак не мог ни хлопнуть дверью, ни топнуть ногой, ни даже крикнуть...

— Прости, Леночка, — сказал он. — Я действительно побегу. Завтра заеду к тебе на рынок.

Елена Николаевна пожалела его. Слишком растерянно и виновато он глядел. Она подошла, взъерошила негустые, слегка волнистые волосы, спросила:

— Завтра останешься?

Землянский скованно улыбнулся:

— Конечно, Леночка, конечно...

Оставшись наедине со своей уютной квартирой и неуютными мыслями, Ситникова долго сидела не двигаясь. Глаза были пусты, думать ни о чем не хотелось... Она понимала, приход Сергея сулит нечто неприятное, какое-то беспокойство... Помимо воли, сами собой в мозгу всплывали картины знакомства с Ефимовым... Вначале он упросил принять три мешка лука, потом тихо и ненавязчиво предложил участвовать в безобидном, но доходном дельце. Сулил, что нежелательных последствий не будет, тем более что на ее долю совсем не выпадало риска... Подсознательно она чувствовала: такие деньги задаром не достаются, что чем-то надо их отрабатывать, однако стремление всегда и во всем быть независимой тяжелой и мягкой подушкой придавило, заглушило сомнения... Страх разоблачения, страх наказания, вспыхнувший сразу после ареста Ефимова, теперь исчез. Она узнала, что лук не попал в руки ОБХСС, он попал к Землянскому... Место страха заняла обида. Почему весь барыш должен достаться Землянскому, почему? Елена Николаевна умело вырвала у него свою долю, прихватив и чужую... Что будет?! Что будет?! Нет, определенно над этим вагоном довлеет злой рок! Незадолго до его поступления попадает в тюрьму Ефимов... Железнодорожники засылают его в руки Землянскому... Тот приходит с луком не куда-нибудь, а к ней... И сейчас, когда, казалось, все улеглось, утихло, подернулось ряской, снова натягивается струна неизвестности... Или роковое начало заложено не в этом конкретном вагоне, а во всем, что связано с доходным луком... Говорится же, пишется везде — сколько веревочке ни виться... Затянула ее торговля, размазала по жизни... Почему всё так?.. Почему?.. Ответ она знала, так как мысли эти приходили не в первый раз... Потому, что всегда ей хотелось избавиться от серости! От серой одежды, от серой мебели, от серых, с мыслями о том, что еще надо дожить до зарплаты, семейных празднеств... Трудно было попасть в «Бюро добрых услуг», ох как трудно... Пришлось спать... Все свое обаяние приложила, все умение... Устроилась-таки... Правда, устройство это стоило первого мужа. Не хотел понять, что иногда бывают встречи, где ему совсем не обязательно присутствовать, где вообще нет ни мужей, ни жен, а лишь теплая компания «своих». И что происходит в этой компании, среди своих же и остается, не выносится на улицу... Мерещилось ему, что она изменяет. Вбил себе в голову, а потом и ей. Пришлось оправдывать его подозрения еще в большей мере, все равно ходила по уши измазанная красочными эпитетами... Исчезла серая мебель... Не стало серой одежды... Новые друзья выглядели веселыми и беззаботными... Но стоило сойтись с кем-нибудь поближе, становилось скучно. Все друзья и подруги скоро приелись, как торт «Прага», если есть его каждый день... Попался бы какой-нибудь стоящий мужик! Может, бросила бы она свои «добрые услуги»...

Ситникова вдруг призналась себе, что соскучилась даже по обыкновенной ревности, по самой глупой, необоснованной ревности, когда тебя ждут и злятся на пятиминутное опоздание. Поймав себя на этой мысли, Елена горько усмехнулась.

Резко