По-видимому, среди подобных себе Япончик и впрямь был незаурядной фигурой. Хитрый, волевой, наглый, он сумел сколотить шайку из самых отъявленных молдаванских бандитов. Постепенно весь уголовный мир Одессы признал его своим вождем. Полиция была у Япончика на откупе, закон стыдливо обходил его стороной, поскольку с политикой он не имел ничего общего, и пути ему были заказаны только в те кварталы, где проживала одесская знать. Но разве и без этих кварталов мала Одесса?

Люди Япончика проникали всюду. Они наводили ужас на одесских скототорговцев, магазинщиков, купцов средней руки, и те безропотно платили Мишке щедрую дань, откупаясь от налетов на их конторы и лабазы.

Скандальная популярность Япончика была велика. Этот коренастый узкоглазый щеголь в ярко-кремовом костюме и желтой соломенной шляпе канотье, с галстуком-бабочкой «кис-кис» и букетиком цветов в петлице гулял по Дерибасовской, сопровождаемый двумя телохранителями из самых отчаянных громил. Городовые делали вид, что не замечают его. Прохожие почтительно уступали дорогу. Небрежно помахивая тросточкой, Япончик отправлялся на Екатерининскую улицу. Там, в знаменитом кафе Фанкони, где собирались преуспевающие одесские дельцы, у него был постоянный столик. Мишка чувствовал себя здесь равным среди равных.

Япончик был честолюбив. На Молдаванке он время от времени обкладывал контрибуцией местных лавочников и закатывал шумные пиршества. Столы ломились от даровой еды, водку подавали ведрами, и в благодарность за бесплатную выпивку молдаванская голытьба нарекла Мишку «королем Моддаванки».

Дальнейшая судьба этого уникального бандита закончилась трагически. Во время гражданской войны он пошел на сотрудничество с Советской властью, сформировал из своих ребят красный полк и выступил с ним на фронт. Однако по дороге Япончик взбунтовался и, усмиряемый красными, был убит в перестрелке в городе Вознесенске в начале 1920 года.

И вот через полвека после гибели Япончика его кличку (теперь уже в Москве) взял себе Вячеслав Иваньков, для того чтобы прославить ее не менее громко, чем это сделал когда-то Михаил Винницкий.

Вячеслав Иваньков родился 2 января 1940 года. Его детство было типичным, если не считать того, что его отец был репрессирован и парень, в сущности, рос без отца. В дворовой компании Иваньков всегда слыл заводилой и старался ни в чем не уступать не только своим сверстникам, во и тем, кто был старше его. В те годы в среде московских мальчишек было весьма распространено увлечение боксом, и Иваньков записался в одну из таких секций вскоре на этом поприще позволили ему сдать норматив кандидата в мастера спорта и выступать как на городских, так и на республиканских соревнованиях. Однако в конце концов спорт не стал для Иванькова делом всей жизни. В 18 лет он женился, н в этом браке у него появилось двое детей. А в середине 60-х годов он близко сошелся с Г. Корьковым, которому весьма импонировали многие качества Иванькова, но в первую очередь – его смелость и незаурядный ум.

Когда банда Монгола была все-таки разгромлена, Иваньков не попал в милицейские сети и потому остался на свободе. Однако ненадолго. Году в 1973-м его арестовали за квартирное ограбление и присудили 5 лет колонии. Именно во время этой первой отсидки его, по ходатайству все того же Г. Корькова, и короновали на «вора в законе».

Уже в те годы об Иванькове-Япончике по Москве ходили различные легенды. Одна из них именно ему приписывала главную роль в инциденте, произошедшем в подмосковном ресторане «Русь», когда там, как в заправском боевике о гангстерах, гремели выстрелы, билась посуда, визжали женщины. Беспрецедентное по тем временам побоище со стрельбой имело шумный резонанс не только среди москвичей, но и благодаря свидетелям-иностранцам получило огласку на Западе. Там тогда впервые заговорили о советских мафиози, не боящихся ничего и никого. Видимо, из-за этой огласки тогдашние советские власти и раскрутили это дело на полную катушку и осудили нескольких участников этого инцидента.

И все же разборка в ресторане «Русь» не являлась тогда типичной для московских бандитов. Огнестрельное оружие в те годы довольно редко появлялось в их руках. Чего нельзя было сказать о других регионах Российской Федерации. Так, ростовские бандиты братья Толстопятовы без пальбы не мыслили своего существования, для чего и обзавелись суперавтоматами собственного производства. Причем этому производству мог позавидовать любой оружейный завод (один из этих автоматов теперь даже хранится в музее МВД). Кроме этого, банда Толстопятовых была уникальна и в другом. Например, братья набирали для себя людей после своеобразных экзаменов на бандитскую выучку. После этого принятые в группировку люди обучались преступному ремеслу под руководством самих братьев и занимали места в банде соответственно своим умениям. Выходя на дело, банда тщательно готовилась к нему и проверяла бдительность милиции. Например, перед налетом на кассу бандиты звонили из телефона-автомата в милицию и сообщали об ограблении. Затем они терпеливо ждали приезда милиционеров и с секундомером в руках скрупулезно засекали время прибытия наряда. Подобная профессионализация бандитского ремесла позволяла долгое время уходить от наказания. Но банда не имела над собой крыши в лице сотрудников милиции или представителей местных властей, и ставка только на собственные силы, с одной стороны, конечно, позволяла ей избегать доносов стукачей (банда Митина) действовавшая в Москве в начале 50-х годов, только за счет этого оставалась неуязвимой в течение трех лет), но, с другой стороны, делала ее «слепой» в противоборстве с властью.

Дело Глода

«Цеховики». Дело Глода

Между тем наличие прикрытия в лице представителей правоохранительный системы или госслужащих высокого ранга позволяет обыкновенной банде встать на ступень выше в своей классификации и сделать первый шаг в сторону того, чтобы именоваться именно мафией. Цеховики в конце 60-х поступали именно так. К примеру, с 1969 года в Карагандинской области действовала крупная группа расхитителей, специализировавшаяся на пушно-меховом производстве. Возглавляли ее специалисты высокой квалификации, дипломированные юристы: Дунаев когда-то заведовал юридической консультацией, а Эпельбейм возглавлял кафедру уголовного права в Высшей школе МВД. Третьим в их команде был Снопков, деловой хозяйственник. Вот эта оборотистая тройка и создала при государственном предприятии филиал, который огромными партиями стал получать дефицитнейшее пушно-меховое сырье. А толчком к подобным махинациям послужили два постановления Политбюро ЦК КПСС и Совмина СССР о передаче некондиционного сырья пушнины из легкой промышленности предприятиям бытового обслуживания. Постановление было настолько выгодно цеховикам, что у следователей, которые позднее разбирали эту пушно-меховую аферу, невольно возник вопрос: кто же это лоббировал появление подобного постановления в том же союзном Совмине и в Политбюро? Но вопрос этот остался неразгаданным, так как следователей, особенно рьяно вознамерившихся найти на него ответ,