одном он прав. Ты перегнул палку, лорд-император. Ты забыл, как поклялся служить республике. – Он поворачивается к сенаторам, как бы собираясь с духом, чтобы сокрушить предателя. – Я предлагаю отстранить Дэрроу из Ликоса от верховного командования и поместить его под домашний арест в ожидании суда за государственную измену республике. – Его слова встречают аплодисментами. Он драматически оглядывается на меня. – И я предлагаю временное прекращение боевых действий с золотыми центра, чтобы мы сами могли сделать выбор между войной и миром.

Вот же лицемерный подонок!

Мустанг мало что может сделать. В зале должен остаться только сенат, и по ее указанию стражи республики выводят остальных. Я позволяю Вульфгару увести себя. Бросаю взгляд поверх голов эскорта и вижу, как моя жена со своего места наблюдает за мной. В глазах ее плещется страх, потому что в моих она заметила гнев.

Мир за стенами тих и не подозревает о моем унижении. Республиканские стражи стоят под теплым светом синих ламп, ожидая, пока мы соберем наше оружие. Мелкие чиновники тянутся через площадь, озабоченные делами правительства, которое несет ответственность за десять миллиардов жизней. Сумерки перешли в темноту, небо черно. Ветер гонит по белому мрамору осенние листья.

– Дэрроу, тебе нельзя покидать город, – говорит мне Вульфгар. – Ты меня слышишь? – Он кладет руку мне на плечо. – Дэрроу…

– Я арестован? – спрашиваю я.

– Пока что нет.

– Лучше отойди, – цедит Севро, сжимая рукоять лезвия-хлыста, висящего на боку.

Вульфгар смотрит сверху вниз на Севро, едва достающего ему до груди, и отступает в знак уважения. Я спускаюсь по ступеням с Форума и направляюсь к посадочным площадкам в Северной цитадели. Севро догоняет меня. Я останавливаюсь и смотрю на Форум: из открытой двери слышатся одобрительные крики.

– Какой-то мелкий засранец им все рассказал, – говорит Севро. – Надо было отрезать Каравалю яйца. Измена? Не могут же они на самом деле арестовать тебя, правда?

– Может, они и не отправят меня в Дипгрейв, однако будут держать под надзором до тех пор, пока я им не понадоблюсь. Достаточно долго, чтобы Повелитель Праха сделал свой ход.

Севро ухмыляется:

– У Седьмого легиона найдется, что сказать по этому поводу. Мне связаться с Орион? С Телеманусами? Кавакс должен как раз возвращаться с Марса.

Я смотрю на Форум. Сейчас Мустанг будет пытаться возместить нанесенный ущерб. Но с потерей медных у нее не хватит голосов, чтобы защитить меня. А я бессилен что-либо сделать. Здесь не мой мир. Я знал это раньше, и Танцор только что напомнил мне об истинном положении вещей. Он сказал, что я ничего не знаю, кроме войны. И он прав. В глубине души я хорошо чувствую своего врага. Его норов. Его жестокость. И для меня очевидно, что эта война не завершится перекрестными улыбками политиков за столом переговоров.

Она закончится так, как начиналась, – кровью.

– Нет, Севро. Собирай упырей.

12. Лирия

Лезвия-хлысты

Я бегу, спасаясь от выстрелов, убивших моего брата.

Моего маленького брата, которого я помогала растить, делая зарубки на дверном косяке по мере того, как мальчик становился выше. И каждый раз шутила: мол, он такая швабра длинная, что когда-нибудь достанет головой до неба. А теперь я бросила его лежать в грязи.

Сердце стучит, как кузнечный молот. Слезы застилают глаза. Грязь облепляет горящие икры. Мелькают дома из пластика. Шум усилился. Раздаются новые выстрелы и свист энергетического оружия. Они пришли и по земле. Я слышу визг саней на воздушной подушке. Неподалеку от южной ограды вспыхивает пожар. Я вижу там четырехколесные наземные машины и людей с прожекторами и факелами. У них винтовки и лезвия-хлысты.

Когда я добираюсь до дома, в нашем переулке еще тихо – эта тишина словно отрицает то, что несет с собой ночь. Я влетаю в переднюю дверь. Сестра все еще сидит за столом в своих новых туфлях.

– Что случилось? Это что, были выстрелы? – спрашивает она.

– Это «Алая рука»!

Едва я успела произнести это, как из антенной решетки за нашим домом разразилась воем муссонная сирена. Сирены для «Алой руки» никто не сделал.

– Нет… – шепчет сестра. – Где Тиран?

– Он… – У меня перехватывает горло. – Его нет.

– Нет? – Она наклоняет голову набок, словно не понимая этого слова. – Что значит «нет»?

– Его застрелили.

– Что?

Меня трясет. Я теряю контроль над собой, не могу больше сдерживаться.

– Они застрелили его. – Я всхлипываю, грудь тяжело вздымается. Чувствую, как сестра крепко обнимает меня. – Он умер. Тиран мертв.

Не просто мертв. Обезображен до неузнаваемости.

– Приведи папу, – говорит моя старшая сестра, бледная как призрак. Она обхватывает мое лицо ладонями. – Лирия, подними его. Нам надо уходить.

– Куда?

– Не знаю. Но здесь оставаться нельзя. – Я киваю, все еще оглушенная, а она встряхивает меня. – Лирия, быстрее!

Как сестра может быть такой спокойной? Что ж, она не видела, как голова Тирана разлетелась на куски. Ава подталкивает меня в сторону спальни.

Иду туда. Оказывается, папа уже проснулся. Он смотрит на меня, как будто все уже знает. Он услышал про Тирана?

– Ты знаешь, что происходит? – спрашиваю я, и отец едва заметно кивает. – Нужно, чтобы ты мне помог. Оттолкнись от кровати.

Обычно его поднимал с постели и пересаживал на инвалидное кресло Тиран. Я не такая сильная.

Подхватываю отца под мышки:

– Раз… два… три…

– Нет. – Впервые с тех пор, как маму похоронили в глубинных тоннелях, папа что-то произносит. Это скорее стон, чем слово, но оно совершенно недвусмысленно. Глаза отца расширены и полны сочувствия. Он качает головой и повторяет: – Нет.

Затем опускает глаза, смотрит на свои ноги, потом бросает взгляд на инвалидное кресло. Он прав. Нам нипочем не сбежать от «Алой руки» с ним на закорках. А с инвалидным креслом мы застрянем в грязюке. Без Тирана – никак.

Молочно-белые глаза отца теперь устремлены на меня. Сейчас он понимает, кто перед ним. Это разбивает мне сердце. Он мог бы увидеть меня раньше. Он мог бы смотреть на меня, вместо того чтобы растрачивать свою жизнь на голографическое видео. Почему сейчас, когда у нас осталось всего несколько секунд? Я обнимаю отца и целую его в лоб, прижимаюсь к нему, вдыхая мускусный запах его кожи и жирных волос, вспоминая, каким он был.

С усилием поднимаю старика с кровати. Сгибаюсь под его тяжестью, чуть не падая на пол. У меня сводит поясницу, но мне все-таки удается извернуться и пододвинуть его к коляске. Он плюхается на бедро. Снова стонет.

– Погоди, па. Нам надо попрощаться.

Я выкатываю его в переднюю комнату, где сестра с