– Мааре называет все это выдумками.

Да пропади она пропадом, эта Мааре вместе с теми, кто доверил заботу об этом ребенке такой непроходимой тупице.

– Некоторые из них действительно придуманы. Мой… мой друг, который играет на арфе, постоянно сочиняет стихи. Но в них обязательно есть зерно истины, и порой в роли этого зерна выступает как раз магия.

Она смотрит на меня задумчивым взглядом, в ее глазах плещутся сомнения.

– Музыка – это магия. Как и легенды. И еще…

Я не могу сказать ей, что странные, необъяснимые явления сыграли существенную роль в жизни моих родителей, не говоря уже о некоторых близких друзьях нашей семьи. Без вмешательства сил Колдовского мира у меня сейчас было бы не два брата, а только один. Но Кира этой историей ни с кем поделиться не может.

– К тебе, Ашллин, она тоже найдет путь. Возможно, когда ты станешь намного старше, но обязательно найдет. Ты только жди и будь к этому готова.

Я говорю это и ненавижу себя за то, что пытаюсь представить все, как нечто простое и неизбежное. За то, что надежда, которую я ей сейчас даю, может никогда не оправдаться. Ей же сейчас нужна настоящая помощь, причем незамедлительно, а я не в состоянии ничего сделать. Не могу даже надолго предложить ей своей дружбы – потому что после Дня летнего солнцестояния от меня здесь останутся одни воспоминания. А она останется во власти людей, которым, похоже, нет никакого дела до того, в чем она нуждается.

Рано завтракать и отправляться в неметоны для меня стало привычкой. Дворцовая стража меня уже не окликает, лишь желает доброго утра и выпускает. Я огибаю стену и иду туда, где ветвистая тропа углубляется в пеструю тень лесной чащи. Что бы (или кто бы) ни охраняло Врата Дану, меня оно знает. Я, с одной стороны, удивился, с другой – почел за честь, что за какие-то восемь-девять дней смог до такой степени завоевать доверие друидов. Не до конца, конечно же – этого вряд ли стоит ожидать. Утром я провожу время с учениками, играю, пою, обмениваюсь с ними легендами и сказаниями, помогаю в саду или в огороде. В обед, на который, как правило, подают овощи с этого самого огорода, у меня есть возможность понаблюдать за общиной друидов практически в полном составе. Некоторые из них держатся обособленно, проводя время в уединении, созерцании и молитвах, пока не произойдет какое-нибудь важное событие: переход на следующую стадию обучения или ритуал, требующий участия адепта. За столом я насчитал двадцать девять человек, хотя мне говорили, что всего их, включая учеников, тридцать девять. Брат Моркан, завидев меня, приветствует степенным кивком. Ему, конечно, известна цель моего присутствия здесь, но предложить мне помощь открыто он не может – если я стану проводить время со старейшим из братьев, остальным это наверняка покажется странным.

Брат Фараннан, Верховный Бард, настроен ко мне не очень дружелюбно, хотя Фелан меня ему представил. В Фараннане есть что-то от ястреба – он насторожен и свиреп, хотя ведет себя с тем же строгим спокойствием, что и остальные. Я чувствую, что он питает к Верховному Друиду враждебность, хотя тщательно ее скрывает и никаких перепалок с ним не устраивает. Это заметно по его глазам, по позе, по манере молчать. Фараннан явно знает об арфе и Моркан, вероятно, объяснил ему, зачем я здесь. Я бы хотел побеседовать с Верховным Бардом с глазу на глаз. Осмотреть пещеру, в которой хранилась арфа. Однако Фараннан не предпринимает никаких попыток помочь. А случая обратиться к нему с вопросом, чтобы не слышали другие, мне никак не представляется.

Я прекрасно понимаю, как неумолимо бежит время. Но при этом люблю проводить в этой тихой, спокойной обители дни напролет, люблю музыку и общество добрых товарищей. Мне не составляет труда представлять себя одним из братьев. В этой жизни, наполненной ритуалами, созерцанием, а порой и ожесточенными спорами, я бы обрел цель и чувствовал бы себя в безопасности. Меня поражает, какого накала могут достигать дискуссии по поводу какой-нибудь туманной философской теории или толкования очередного древнего сказания. Ученый муж Огр – маленький, сухой, глубокий старик с проницательным умом и цепким взглядом. Узы теплой привязанности между ним и Феланом совершенно очевидны. Я вижу, что этот скромный садовник и арфист здесь в фаворе.

Дома близких друзей у меня нет. В Фелане я вижу человека, с которым мы могли бы подружиться, сложись обстоятельства иначе. Другие мне тоже нравятся: рыжеволосый Росс, высокий Шида и Флэнн, у которого всегда наготове шутка. Я учу их играть джиги и другие танцы, мы обмениваемся мелодиями собственного сочинения, а иногда и сами пускаемся в пляс, всегда тщательно выбирая для этого время.

После обеда Росс, Шида и Флэнн отправляются на урок друидического искусства. Я, как человек посторонний, присутствовать на нем не могу. Когда Фелан занят, я не сижу сложа руки – стираю одежду, мою посуду, подметаю полы, готовлю пергамент, чернила и перья для письма. Кормлю кур, уток и гусей. Помогаю строить глинобитную стену. И радуюсь, что меня всему этому научил отец. В кладовую и кухню не прошусь, хотя и мог бы. Но если продемонстрировать все, чему меня научила мама, могут возникнуть подозрения, что я не тот, за кого себя выдаю.

Все то и дело говорят о предстоящей церемонии, но те, кто постарше, в подробности в моем присутствии не вдаются, а ученики и сами многого не знают об обряде коронации. Я узнал, что его проведут в День летнего солнцестояния вскоре после рассвета на поляне между крепостной стеной и нашим лесом. За несколько дней до церемонии ученикам разрешат покинуть неметоны, чтобы они помогли все подготовить. В результате каждый из них волнуется, и меня это печалит. Выдержать, когда так ограничивают твою свободу, должно быть, трудно. Им запрещено говорить о своей жизни до того, как они ступили на этот путь – о семье, доме, друзьях, о любых узах, помогающих человеку быть тем, кто он есть. Вступая в братство, друид ни о чем таком больше не упоминает. Правила гласят, что с этого момента он совершенно новый человек, ступивший на новый путь. Те, кто когда-то знал и любил его во внешнем мире, о нем тоже больше не говорят. Он словно уходит навсегда. Это кажется мне ужасным. Я подозреваю, что в кругу семьи, между собой, близкие все равно вспоминают того, кого потеряли. Шепотом называют его по имени, вместе гордятся им, вместе печалятся и спрашивают себя, вспоминает ли он их с такой же любовью, которую они все так же чувствуют к нему.

Наступает день, когда у Фелана появляется свободное время – мастер Огр устал и, вместо запланированной ими дискуссии, ему надо немного поспать. Мы с Феланом играем на арфах. И он, и я одарены больше других учеников, а поскольку их рядом нет, потому что они на занятиях, мы с удовольствием устраиваем состязания в технике исполнения и идеях. Я уже собираюсь предложить сыграть еще одну вещь, но Фелан отодвигает арфу, встает и потягивается.

– День сегодня погожий, – говорит он, – можно пойти прогуляться. Я отведу тебя в дальний конец леса, оттуда открывается замечательный вид.