– Я не об этом.

– А я об этом. Кстати, знаете, как я уговорил этого старикана пойти со мной?

– Разумеется, знаю, – отозвался Агиларре. – Тысяча долларов – немалые деньги. А вы получили их от сеньора Тимохина при мне. Всего час назад.

– Тысяча долларов – это было только полдела, – усмехнулся Мангуст. – Он хотел две, старик знает себе цену.

– И как же ты его убедил? – с интересом спросил Степан.

– А я ему сказал, что если он откажется, то до начала следующего дня не доживет. Такой уж у меня талант предсказателя прорезался. Не хуже, чем у цыганок.

– А он? – спросил нотариус.

Тимохин заметил, что на лице дона Агиларре отразился легкий испуг. Легкий, но заметный. А ведь нотариус был далеко не последним человеком в городе!

– Он достал какую-то птичью косточку и заявил, что если сломает ее, то я буду проклят, не будет мне удачи и еще кучу всяких ужасов наобещал, – ответил Мангуст. – Тогда я сказал, что если он эту гадость не спрячет обратно, то не доживет и до начала следующего часа. Он подумал и спрятал.

– Вы сильно рисковали, – сказал нотариус.

– Нисколько, – отозвался Мангуст. – Старик не дурак. Он прекрасно понимал, что я его правда убить могу и до появления полиции десять раз успею скрыться. К тому же не верю я в то, что он мне мог какой-нибудь вред причинить. Белые люди сильнее индейцев вместе со всей их магией.

– Откуда у вас такая уверенность? – спросил Агиларре.

– Если было бы не так, это не мы сейчас были бы здесь, а он и его соплеменники в Европе и России.

Что ответить на это, Агиларре не нашел.

– Только его нужно использовать не сразу, а в самый критический момент, – сказал Мангуст, видя, что возражать ему больше не собираются. – А то впечатление будет не то.

– Ладно, согласен, – кивнул Тимохин. – Повезем этого Соколиного Глаза с собой. Так, Андрей, Степан, идите инструктируйте людей, готовьте машины – в общем, займитесь своим делом. А мы пока закончим со своим.

Мангуст и Степан удалились. Им, в самом деле, еще было что обсудить. Нужно было хотя бы в самых общих чертах прикинуть план действий на случай, если все-таки придется драться с толпой. Этим они все время до выезда и занимались. И кое-что придумали.

Из дома выехали через час на четырех машинах. В первой – Тимохин, Степан, Мангуст, Агиларре и один охранник. В остальных – прочие охранники, индеец, переводчик Влад, Света, оставлять которую в особняке практически одну Тимохин боялся. Еще пара помощников нотариуса – они ехали в последней машине.

У здания суда, в котором должна была состояться процедура, в самом деле собралась толпа. Небольшая, человек на сто – сто пятьдесят, но зато состоящая практически только из молодых парней-индейцев. У нескольких были с собой какие-то длинные белые трубки, больше всего похожие на свернутые плакаты. Поблизости стояла полицейская машина, из всех окон которой шел сизый дым, – стражи порядка мирно курили. Впрочем, больше им пока делать было и нечего – когда Тимохин, прикрытый своей свитой и телохранителями, прошел мимо толпы, никаких агрессивных выпадов против него не последовало. То ли они еще не знали, кто он такой, то ли, что вероятнее, команды пока не поступило. Ведь не сами же они здесь собрались, кто-то об этом позаботился. Вот этот кто-то, видимо, и решает, когда народ на русских натравить.

Вполне мирно прошло и само оглашение завещания. Народу присутствовало, правда, довольно много, но все вели себя прилично, даже те, для кого последняя воля Пабло Тимольярреса оказалась неприятным сюрпризом. Впрочем, таким ли уж сюрпризом? Наверняка все те, кого это интересовало, знают кому имущество завещано уже давно. Наверняка знала это и Анхелита, сестра покойного. Мангуст увидел ее первый раз и был удивлен – он-то уже мысленно нарисовал себе образ зловещей старухи, этакой Екатерины Медичи, высокой, худой, чопорной и опасной, как ядовитая змея. А на самом деле Анхелита оказалась весьма симпатичной пухленькой старушкой, такие обычно в «Ералаше» роль бабушек играют. Впрочем, внешность бывает обманчива. Глаза у доброй бабули были холодными, опасными. Во время чтения завещания она сохраняла полное спокойствие. И только когда нотариус задал полагающийся по протоколу вопрос – нет ли у кого-то из присутствующих вопросов или возражений, она поднялась и спокойным голосом заявила, что имущество покойного должно достаться ей и ее детям, а русские на него не имеют никакого права. Разумеется, нотариус ей возразил – каждый человек волен завещать свою собственность кому пожелает, не только ближайшим родственникам. Спорить Анхелита не стала – только напомнила о том, что особое условие, поставленное покойным доном Пабло, пока не выполнено. Поэтому пока признать право собственника за сеньором Тимохиным невозможно.

На это возразить было нечего. Нотариус задал Тимохину формальный вопрос – намерен ли он выполнить волю покойного. Тимохин, разумеется, во всеуслышание ответил, что да, намерен. Нотариус назначил срок – месяц. За это время Тимохину и предлагалось найти и перевезти в Россию прах покойных Мигеля и Пабло Тимольярресов. Фактически на этом официальная часть и была закончена.

– Ну, держитесь. Сейчас, я думаю, все и начнется, – шепнул Мангуст Тимохину по дороге к выходу из зала.

И оказался совершенно прав.

Как только русские появились из дверей здания, толпа колыхнулась вперед. Раздались крики, над головами замелькали воздетые кулаки. Народ был настроен весьма решительно, а полицейские, притулившиеся в своей машине к тротуару метрах в тридцати от центра событий, особого желания вмешаться не проявляли. Правда, их старший все-таки вылез из машины и что-то орал, но, разумеется, слышно его не было, а переходить к более решительным мерам он и не думал. Кстати, народу стало заметно больше – уже не сотня-полторы, а явно больше двух.

– Стоп! Не спускаемся! – рявкнул Мангуст.

Высокое крыльцо, на котором они оказались, могло послужить своего рода естественным бастионом – удерживать толпу у его подножия было вполне реально. А вот если спуститься и оказаться на открытом пространстве, навалятся со всех сторон, и шансов почти не останется.

– Нужно уходить через другой выход! – крикнул Энрике.

– Там нас тоже ждут! – отозвался Мангуст. Он знал, что говорил: пока шло оглашение завещания, он послал одного из подчиненных Энрике проверить все выходы из здания. Их было всего два, и оба перекрыты. Тот, кто подготовил эту подлянку, неплохо все продумал.

А народ уже пер вперед, на штурм крыльца. На пути у нападающих встали люди Энрике.

– Предатели! Русских защищаете!

– Русские, убирайтесь домой!

– Вперед! Бей их!

– Гады! Негодяи!

Были и другие вопли, уже совершенно непереводимые на русский без использования мата. Нецензурная лексика в испанском тоже весьма богата – а в Латинской Америке она еще и кое-какими индейскими словечками обогащена. Впрочем, хорошо бы, если б только руганью все и ограничилось. Но народ был настроен решительно. Первые ряды навалились на людей Энрике.