— Спи. Это я, Юрий. Мы прилетели.

В вертолет сразу же влез Борис Васильевич с одной из медсестер. МИ-8 снова взлетел и на бреющем полете понесся в Ханкалу, в госпиталь. Старый хирург не решился делать операцию Шахтеру в лагере. Он уже знал, что пуля находится возле сердца и без специальной аппаратуры не обойтись.

Стаценко внес ее в палатку, прошел за брезент и осторожно уложил на спальный мешок. Стащил кроссовки, снял кепку. Прикрыл своей плащ-палаткой. С минуту разглядывал измученное лицо. Не удержавшись, погладил ладонью по рассыпавшимся спутанным волосам. Тяжело вздохнул и вышел на свою половину. Братья Горяевы внесли винтовку и сумку Даши. Молча поставили у входа и вышли.

Дарья проснулась рано утром. Все тело болело и она с трудом встала на распухшие ноги. Кое-как натянула кроссовки. Качаясь, вышла из палатки. Никто из спящих в палатке мужчин этого не слышал, настолько бесшумно она двигалась. Не умываясь и не расчесываясь, прошла к палатке медиков и заглянула внутрь. Дремавшая медсестра вскрикнула от ужаса, увидев ее лицо совсем рядом. Узнав Дашу, сказала:

— Ты бы хоть умылась да расчесалась, а то на черта похожа!

— Шахтер как?

— Так его же в Ханкалу вчера увезли вертолетом! Тебя сняли, а его увезли… Майор разве не сказал? Теперь новости узнаем не раньше девяти утра. Борис сказал, что утром назад прилетит.

Волынцева больше ни о чем не спросила и отправилась к речке умываться. Колобок возился у кухни. Заметив Дашу, предложил:

— У меня вода только-только вскипела. Помойся в палатке. Я уже все вытаскал. Полотенце и мыло там лежат. Я не убирал.

Снайперша благодарно кивнула:

— Чтобы я без тебя делала, Федор? Спасибо большое, что заботишься.

Повар улыбнулся, обнажив беззубую нижнюю челюсть:

— О ком мне еще заботиться здесь? У меня ведь дочь примерно твоего возраста. Иди, мойся!

Вертолет вернулся назад в восемь утра. Разведчики мгновенно окружили его. Борис Васильевич прямо с платформы объявил:

— Операция прошла успешно. Шахтер будет жить.

Дарья разревелась и бросилась к палатке под удивленными взглядами разведчиков. Стаценко вошел следом:

— Ты чего это разревелась? Ведь все хорошо и напарник твой жив.

Волынцева сквозь слезы пробормотала:

— Но ведь ему больно сейчас!

Майор вытаращил глаза, вдохнул воздух в себя и… расхохотался:

— Ну, Дарья! Я бы на месте Артема тебя сейчас ревновать начал!

В конце недели, по приказу майора, Даша отправилась на задание с Лесником. Ей пришлось смириться с решением Стаценко.

Через сутки она вошла в лагерь в ярости. Следом, как побитая собака, плелся Лесник, посверкивая фингалом под левым глазом. Разведчик виновато смотрел в спину снайперши, не решаясь заговорить.

Волынцева, не здороваясь, вошла в палатку, где как раз проходило совещание. Молча поставила винтовку в стойку, повесила сумку на крючок и вышла. Ее лицо со сведенными на переносице бровями, напоминало грозовую тучу и не предвещало ничего хорошего. В палатке воцарилось молчание. Это было что-то новенькое в характере сержанта. Майор быстро закончил совещание и вышел.

Дарья сидела посреди площадки и кромсала своим знаменитым тесаком толстую палку. Щепок вокруг лежало уже много. Стаценко присел на бревно рядом с ней:

— Что произошло?

Она прошипела, как змея:

— Убери от меня Лесника, иначе я его прикончу! Он задание провалил. Я уже обнаружила нужного «духа» и выжидала удобного момента, а этот дурак принялся палить. Мало того, что не попал, так еще и не по тому человеку стрелял! Чеченцы как сквозь землю провалились. Мы едва оторвались от погони после этого. Пока Шахтер в госпитале, я буду ходить в рейды одна. Не настаивай, Юрий! Иначе однажды тебе придется арестовать меня за убийство своего напарника.

— А ты знаешь, что не положено снайпера отпускать одного?

— Знаю. Можно Сашка попробовать взять, но не хочу я братьев рознить. Подходящего человека среди наших разведчиков больше не вижу, а чужого не приму. Решай! Есть еще вариант — я ухожу в свободный поиск и ты меня до появления Артема вообще не увидишь.

Майор удивился:

— Это что, шантаж?

Она твердо посмотрела ему в глаза:

— Это действительность! Попытайся понять меня. Я буду действовать самостоятельно, мне так легче. Обещаю, что буду осторожна.

Скрепя сердце, майор согласился.

В начале июня хирург выписал из госпиталя Резаного и Огурца. У первого все еще была загипсована рука и челюстью он едва ворочал. Второй до сих пор не мог наклониться к земле и ходил неестественно прямо, покачивая длинной лысой головой. В отряде они пробыли всего одну ночь. Утром, с попутным транспортом, уехали сначала до Грозного, оттуда вертолетом до Моздока, а дальше поездом домой — «в отпуск после ранения» на целый месяц. Именно так было написано в их отпускных билетах и это просто из себя выводило Резаного. Узнав о формулировочке, разведчики откровенно смеялись им в лицо:

— Резаный, Борис Васильевич слишком расплывчато написал о ранении. Тебе не кажется, что стоило бы добавить — «пострадал от красивых ног девушки-снайпера»?

Огурец на все подобные речи упорно отмалчивался и его оставили в покое. Резаный злился, он не мог говорить и шипел на все колкости что-то невнятное.

Накануне выписки из военной прокуратуры им пришел категорический отказ принять заявление к рассмотрению, так как драку они спровоцировали сами. Рукой прокурора в конце было написано: «За подобные действия вас можно привлечь к уголовной ответственности. Военный прокурор полковник Смирнов». Троица заметно сникла.

В конце июня в расположение отряда ГРУ вернулся из госпиталя Артем Новиков. За два месяца, что его не было, Дарья уничтожила не мало боевиков. Она теперь часто уходила в самостоятельный поиск. Отсутствовала по два-три дня. Возвращалась с отмеченными на карте минными полями, обнаруженными ею. Иногда приносила документы убитых и разведданные о передвижении боевиков. В тот день она тоже отсутствовала.

Пару дней назад поступило сообщение, что на участке дороги Элистанжи — Киров-Юрт появился неуловимый пулеметчик. Стрелял бронебойными пулями по всему, что двигалось. Убивал и чеченцев и солдат. Успевал исчезнуть до того, как начинали прочесывать местность. След собака не взяла.

Волынцева отсутствовала вторые сутки. Сообщений от соседей о появлении снайпера в их расположении не поступало. Хотя мотострелки сообщили — «на дороге спокойно стало». Стаценко беспокоился, но Артему ничего не сказал. Ввел Новикова в курс дела, загрузил поступившими сводками и оставил в палатке. Сам отправился к Гуськову. Связался по рации с ближайшими соседями, в надежде хоть что-то разузнать о Дашке. Никто ничего не знал…