– Нет.

Лай на улице возобновился, и бомж с опаской повернул голову в сторону окна:

– Ты это… меня потом проводи, ладно, дед? А то эти шавки еще покусают.

– Ладно, дружище, – широко улыбнулся старик.

Бомж осушил кружку, вытер губы.

– У тебя пожрать, случаем, нет? – с надеждой спросил он. – Вчера только хлеб с майонезом был. Это на два литра-то!

– Нет. Могу предложить воду.

– Вода – херня, – философски заметил мужчина. Он потрогал засохшую болячку на щеке, нечаянно сковырнув корочку. Показалась свежая кровь, и бомж выматерился.

– У тебя плохая кровь, – вдруг сказал Павел Сергеевич. – Ты болен, дружище.

– Да и хрен с ним, – равнодушно бросил бомж. – Мы все чем-то болеем. Только не все знают, чем… чем именно.

Лицо алкоголика раскраснелось, язык стал заплетаться. Похоже, выпитой дозы оказалось достаточно, чтобы вернуть его в состояние, в котором он находился накануне вечером.

– У меня вот тут болит, – пожаловался он, начиная чесать шею, на которой темнел замусоленный клочок пластыря с отклеившимся краем. – Клещ, сука драная, укусил.

– Клещ? – Корнеев подался вперед, внимательно рассматривая слегка припухшую кожу.

– Мне кореша маслом подсолнечным намазали, так эта гнида ни фига не вылезла, еще глубже забралась, – объяснил бомж. – Я его ногтями вырвал, а башка осталась.

– Ну и дурак, – заключил Павел Сергеевич. – Его пинцетом нужно вытаскивать. Или ниточкой с петелькой на конце.

– Ха, скажешь тоже, ниточкой, – щербато заулыбался алкоголик, словно хозяин дома сообщил что-то забавное.

– Именно, ниточкой, – серьезно произнес Корнеев. – А вот масло лить на клеща бесполезно.

– Почему? – удивился бомж.

– Потому что от масла у клеща закупорятся органы дыхания. Он просто отрыгнет содержимое в ранку, и это только увеличит риск попадания в кровь инфекции.

– Ничо! – беспечно махнул рукой бродяга. – Щас еще накачу «беленькой», пущай эта зараза моей кровью подавится. Вмиг сдохнет.

– Это вряд ли. Клещи самые живучие организмы на Земле. Они выживали даже в вакууме, под воздействием луча электронного микроскопа. Представляешь?

У бомжа было такое выражение лица, словно старик заговорил с ним на латыни.

– И еще. Когда извлекаешь клеща, нужно обязательно осмотреть его на предмет наличия лапок. Количество ножек должно быть нечетным.

– Какого фига? – не понял бомж.

– Потому что хоботок от ножки ничем не отличается, – пояснил Корнеев. – По крайней мере, если под рукой нет микроскопа. Если число лапок четное – значит, жало осталось в теле. Топай в травмпункт, чтобы его вынуть, а заодно сделать укол. Если вовремя не сделать укол после укуса клеща, можно заразиться энцефалитом, – как бы между прочим проинформировал он.

Бомж наконец сфокусировал свой взор на старике, и лицо его посерьезнело.

– Че, правда?

– Абсолютно. Повезет – останешься жив. Нет – возможен паралич обеих рук или полная слепота. Иногда наступает смерть.

Бродяга погрузился в размышления.

– Может, в больничку сходить, провериться? – наконец спросил он.

– Можно. Хотя у тебя все равно кровь плохая. Я тебе точно говорю.

Бомж резко повернулся к старику, лицо его было настороженно-хмурым.

– Кровь плохая, говоришь? – растягивая слова, протянул он.

– Плохая, – с простодушным выражением лица подтвердил Корнеев.

– А я ведь знаю, кто ты, дед, – вдруг произнес бродяга.

– А я тебя – нет, – ответил Павел Сергеевич. – И если честно, мне неинтересно, кто ты.

– Я знаю, зачем тебе столько собак, – продолжал бомж. Его лицо из красного становилось багрово-свекольным.

– И зачем же?

– Витька, мой кореш, как-то говорил, что в здешних местах один чокнутый живет, собак разводит.

– Это преступление? Разводить собак? – тихо и мягко поинтересовался Корнеев.

– Из-за тебя люди пропадают, – с непоколебимой уверенностью заявил пропойца. – Говорят, ты девку какую-то убил.

– Говорят, кур доят, – засмеялся старик. – А они не доятся, – отсмеявшись, заметил он. – Знаешь, дружище, а я ведь мучился, когда вез тебя сюда. Места себе не находил, переживал. А теперь вот ты мне всю правду обо мне сказал, и я рад, что остановил свой выбор на тебе. И я буду спать спокойно.

– Выбор? На мне? – переспросил бомж. Его рука с кружкой застыла в воздухе. – Значит, ты правда убил ту девку?

Старик открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент наверху послышалась какая-то возня, затем что-то упало, и все стихло.

– Что там у тебя? – сдвинул брови бродяга.

Павел Сергеевич мазнул взглядом по часам. Пора бы уже заканчивать этот дешевый спектакль.

– Ты не допил свою водку, – напомнил он, ткнув пальцем в почти опустевшую бутылку.

– Это? – рассеянно спросил бомж. – Э, там все равно ни фига нет уже… Так кто у тебя наверху? Собаки?

– Собаки тоже есть.

Бродяга неуклюже потянулся к бутылке и долил остатки водки в кружку.

– Кстати… дерьмовая у тебя водяра, – захмелевшим голосом признался он. – Привкус у нее… как будто лекарство добавили.

– Ну… не совсем лекарство. Но кое-что там есть.

– Ты какой-то странный дед. Только не говори, что ты действительно своих собак человечиной кормишь.

– Собак – редко, – кивнул старик. – Но как раз сегодня у них будет ужин.

– Ха, ужин…

– Да. Из тебя.

Бомж вытаращил мутные глаза на старика.

– А ты что думал, дружище? – развел руками Корнеев. – Я ради этого специально два дня своих собак не кормил.

Видя, как губы хозяина дома медленно растягиваются в ухмылку, бродяга захохотал:

– Веселый ты, дед! Нда, ужин… Ужин из меня! Ха-ха!

– Именно ужин, – повторил старик без тени улыбки.

Лицо бомжа внезапно исказилось в ненависти, и он с воплем швырнул кружку в Корнеева:

– Сука!

Павел Сергеевич успел пригнуться, и кружка с гулким звоном ударилась об стену, отскочив на пол.

Бомж попытался встать с табуретки, но старик с удивительным для его возраста проворством метнулся к нему.

– Сиди спокойно, дружище, – прошептал он. Его крепкие пальцы обхватили бледную, в грязных разводах шею алкоголика и стиснули ее. Бомж захрипел. Пытаясь оттолкнуть старика ногами, он перевернул стол, и мужчины свалились на пол. Павел Сергеевич без труда преодолел сопротивление бродяги и уже намеревался свернуть ему шею, как вдруг остановился. Экспертиза наверняка определит, что позвонки были сломаны. Такой риск ему ни к чему.