Я взглянула в окно.

Снег! Тяжелый и глубокий, он продолжает идти.

Вот почему свет кажется таким странным, а звуки приглушенными. Вот почему я так долго спала. Из-за снега я даже пропустила восход солнца.

Мама открыла сундук с зимними вещами – шапками, перчатками и шарфами. Я укуталась, взяла ведро и пошла в хлев. Существо ждет, когда ее подоят, ей все равно, идет снег или нет.

Я принесла ей и Фантом сена, подоила Существо и вычистила стойла. Когда я вернулась, снег почти замел мои следы. Прищурившись и заслонившись от снежинок, я обернулась в сторону курятника, у которого хранились дрова. На сколько дней их хватит? Если метель будет продолжаться, ненадолго. Обычно этим занимался Даррелл.

Хотя почему меня должно беспокоить, хватит матери дров или нет?

Я отдала маме молоко и побрела в курятник. Ноги совсем промокли, снег залеплял лицо. Я открыла дверь. У кур хватило ума не выходить на улицу. Я быстро накормила и напоила их, сгребла навоз и выкинула его на улицу. Пусть лежит, снег скроет запах.

Когда я вернулась, дверь была заперта. Я стучалась и скреблась, ответа не было. Потом я несколько раз ударила по ней кулаком, и наконец мама открыла ее. Она не стала ничего объяснять.

Мне это было не нужно.

Я стянула с себя промокшую одежду и села к очагу. Даррелл с трудом подвинулся, чтобы освободить мне место.

Грандиозные планы прошлой ночи теперь казались мне пригоршней снега, засунутой за шиворот. В такую метель вряд ли мне удастся вообще добраться до хижины, не то что выжить в ней. Даже если метель через два дня кончится, я не готова уйти. Что я буду есть? Чем греться?

И как я могу оставить Даррелла?

Но пережить зиму в одном доме с мамой, испытывающей ко мне лишь презрение.

И с тобой…

Я обязательно уйду, но не раньше весны.

Даррелл прилепился к окну. Он всегда по-детски радовался снегу.

Ему приходилось то и дело стирать изморозь на стекле, появлявшуюся под его дыханием.

Из дома, где в очаге потрескивает огонь, снегопад кажется прекрасным, каждая веточка, каждый ствол дерева покрываются снежным покрывалом, скрывающим осеннюю грязь под ослепительной белизной. Я вспомнила, что когда-то мне, как и Дарреллу, тоже очень нравилось на него смотреть.

Интересно, до него уже дошло, как снег может осложнить ему жизнь? Сможет ли он теперь вообще выходить?

– Помоги мне выйти на улицу, Джуди, – попросил он. – Я много недель сидел дома. Мне так хочется попробовать снежинки на вкус.

Мама решила, что на это даже не стоит отвечать.

Но видимо, время для первого выхода Даррелла из дома подошло.

Увидев, что я ищу в сундуке его шапку и шарф, она уперла руки в боки.

– Интересно, что это ты делаешь?

Я протянула Дарреллу брюки и помогла ему их надеть поверх ночной рубашки. Натянув на культю носок, я подняла свободную штанину и нетуго подвязала ее к поясу. Он накинул куртку, надел шапку и перчатки.

– Ты не выйдешь на улицу, – взорвалась мама. – Ты там и сгинешь.

– Я потерял ногу, а не легкие, – сказал Даррелл. – Самое время снова увидеть мир.

– Я запрещаю.

Даррелл потянулся ко мне, и я помогла ему встать.

Здоровая нога была слабой и нетвердой. Он крепко прижался к моему плечу, я обняла его за талию, и мы кое-как поковыляли к двери.

– Ты поскользнешься, упадешь и обязательно сломаешь другую ногу, – мама с силой захлопнула за нами дверь.

– Зима всегда выводит ее из себя, – сказал Даррелл.

Он сделал несколько глубоких вздохов, впуская в себя морозный воздух. Он пах свежестью, влагой и чем-то сладким.

Он так долго лежал в темном помещении, что его глаза никак не могли привыкнуть к такому обилию света. Он все время щурился. Снежинки таяли на его рыжих ресницах.

Я посмотрела в сторону ручья, тонкой черной линией разрезающего белое лицо земли. Там далеко находится твой дом. Я вижу столб дыма, который причудливо, как девичьи непокрытые волосы на ветру, поднимается в небо из твоей трубы.

Чем ты сейчас занят?

Какое мне дело?

Никакого.

Это как еще одна ампутация. Ты был моей плотью, моей кожей, и рана еще долго будет кровоточить и болеть.

Я чуть подтолкнула Даррелла, и мы пошли вперед. Снег скрипел под ногами. Один раз его нога подогнулась, но я успела подхватить его и прижать к себе. От него остались кожа да кости, и хотя он был немного выше меня, мне было совсем нетрудно его держать.

– А Мэт и Хосс наверняка уже катаются с Драмондского холма, – сказал Даррелл.

Я кивнула. Без всякого сомнения, сегодня все, наспех переделав домашние дела, побегут с санками туда.

– И занятия наверняка отменили.

Он начал дрожать. Мне еще не было холодно, но бедняга слишком тощий, чтобы оставаться на улице в такую погоду.

Я попыталась потянуть его обратно, но он отказался двигаться. Если я попробую сделать это еще раз, то уроню его.

Он посмотрел на меня так, будто видел в первый раз.

– Я хочу вернуться в школу, Джуди, – сказал он. – Это мой единственный шанс.

Вглядевшись в его серо-голубые глаза, я поняла.

– Ты поможешь мне?

Мои мысли закружило, как снежинки на ветру. Я буду помогать ему? А кто поможет мне? Почему все, кому не лень, относятся ко мне как к бракованному товару, негодному для счастья? Как будто я ничего не жду от жизни, как будто у меня нет никаких желаний и надежд? Кто сказал, что моя судьба до самой смерти быть опорой, костылем для всех остальных?

Из каких таких соображений было решено, что юноша без ноги более полноценен, чем девушка без языка?

Да если бы мне пришло в голову, что Даррелл хоть на секунду задумался обо мне и моих желаниях, я бы с полным правом могла бы считать себя городской сумасшедшей.

– Что скажешь, Джуди? – он улыбнулся, и на его щеках появились ямочки.

Даррелл продолжает думать о своем будущем, так и должно быть. Он прав. Мама будет стоять насмерть, только чтобы не пустить его в школу, но без учебы чем может заняться инвалид?

Насколько я понимаю, почти ничем.

Но если я ему пообещаю, то останусь здесь, и ты будешь находиться совсем рядом, посыпая солью мои открытые раны.

Зима поймала меня в ловушку. Весной нам обоим будет проще двигаться. Даррелл будет ходить в школу с костылем, а я смогу переселиться в свой новый дом.